Судьба цивилизации. Путь Разума.

Моисеев Н.

Судьба цивилизации. Путь Разума.

– М.: Изд-во МНЭПУ, 1998. – 228 с.

Моисеев Никита Николаевич, действительный член Российской академии наук, доктор физико-математических наук, один из основателей и президент Международного независимого эколого-политологического университета, продолжает панорамно и системно с позиций современного ограниченного рационализма раскрывать логику Природы и логику истории в их трудном восхождении к Разуму.

Достоинство книги – в ее исключительной доступности по стилю изложения для любого заинтересованного судьбами человечества читателя благодаря заведомо избранной автором популярной форме представления весьма непростых естественнонаучных и гуманитарных концепций, позволяющих не только глубоко осмыслить прошлое, но и заглянуть в будущее.

Книга несомненно будет полезна не только учащимся и профессионалам в области экологического образования, но и широким слоям читателей, задумывающихся о том, что ждет нас и грядущие поколения в ближайшей и отдаленной перспективе эволюции жизни на планете Земля.

Предисловие 6

Часть первая.
Логика Природы

Глава первая.
ПРЕДДВЕРИЕ К РАЗГОВОРУ 10

Люди начинают задумываться 10
Моя мировоззренческая позиция 15
Все ли надо подвергать сомнению? 19

Глава вторая.
НОВАЯ ПЛАНЕТА? 22

Третьего не дано 22
Начало начал 24
Новая катастрофа. Обретение начал нравственности 26
Судьба неандертальцев и господство кроманьонцев 29
Неолитическая революция 32

Глава третья. РОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ И ПРИБЛИЖЕНИЕ НОВОГО КРИЗИСА 36

Рождение современных цивилизаций 36
Цивилизационная дихотомия 40
Новый глобальный кризис 42

Глава четвертая.
МЕГАПОЛИСЫ КАК ЕСТЕСТВЕННЫЙ ФАКТОР РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА 47

Расселение людей и самоорганизация общества 47
Феномен мегаполисов 49
Бездумное развитие мегаполисов недопустимо 51
Мегаполисы как эффект кооперативности 52
Города и сельское хозяйство 54
Одиночество в мегаполисах 55
Новая парадигма 57
Основная аксиома. Ее некоторые следствия 59

Глава пятая. НА ПУТИ К СТРАТЕГИИ 62

На пороге 62
Термин “sustainable development” 66
Две крайние точки зрения 69
“Устойчивое неравновесие” 72

Глава шестая. ЭПОХА НООСФЕРЫ 76

Эпоха ноосферы и проблема коэволюции 76
Согласие с Природой – движение по лезвию 80
Прелюдия к информационному обществу 83
Коллективный Разум 86

Глава седьмая. СТРАТЕГИЯ 90

Утопическая СТРАТЕГИЯ или СТРАТЕГИЯ утопии? 90
Новый гомеостаз и первые шаги СТРАТЕГИИ 93
Новая идеология? 97
Проблемы образования 100
Сигналы бедствия 104

Часть вторая. ЛОГИКА ИСТОРИИ: ЕСТЬ ЛИ АЛЬТЕРНАТИВЫ?

Глава первая. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ 110

Несколько предварительных замечаний 110
Доброе слово о Вольтере. Новая историческая наука 111
Развитие понятия “философия истории” 115
Философия истории с позиции универсального эволюционизма. Или теории
самоорганизации, что, по существу, одно и то же 117
Духовный мир человека и судьба человечества 121

Глава вторая. ЛОГИКА САМООРГАНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА. МЕСТО РАЗУМА В ЕГО РАЗВИТИИ 124

Механизмы самоорганизации – интерпретация в разных масштабах времени 124
“Рыночная” интерпретация 128
Разум и РЫНОК 132

Глава третья. ТЕНДЕНЦИИ СОВРЕМЕННОГО МИРА 136

После капитализма. Позиция реального гуманизма Маркса 136
После капитализма. Позиция универсального эволюционизма 139
Еще раз о механизмах общественного развития 143
Эскиз современной общепланетарной экономической обстановки 146
Формирование МИРА ТНК 149
Еще раз о посткапитализме. Планетарный тоталитаризм?Его возможная судьба 153

Глава четвертая. КРУШЕНИЕ МИРОПОРЯДКА 158

Откроем новую страницу 158
Pax Americana. Начало его заката 159
Вернемся к началу послевоенной истории. Посмотрим на Европу 162
Поговорим о Востоке 166
Заключительные замечания 169

Глава пятая. “ВЕСТЕРНИЗАЦИЯ” ИДЕТ С ВОСТОКА? 172

Возможное изменение структуры противоречий 172
Что я понимаю под словом “цивилизация”? Ее роль в истории 175
Феномен Японии 178
Цивилизационный разлом как инструмент сотрудничества цивилизаций 182

Глава шестая. МЫСЛИ О РАЦИОНАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ 184

Об утопиях XXI века 184
Утопия, которая уже не однажды была реальностью 186
Рационально организованное общество в современных условиях 188
Управляемое и направляемое развитие. Принцип кормчего 192
Критика планомерности. Маркс и Бернштейн. Вернадский и Тейяр де Шарден 195

Часть третья. “КАРТИНА МИРА”. Методологическое дополнение

Единство знаний 196
Что значит “на самом деле” 197
Истина, случайность и неопределенность 199
Механизмы сборки 204
Второй закон термодинамики. Проблемы баланса энергии и эволюция 208
Еще некоторые интерпретации. И аналогии в живом веществе 213
Феномен жизни и первая фундаментальная бифуркация 215
Закон Пастера – Кюри 221
Вернемся к Шредингеру 224

Заключение 226

ПРЕДИСЛОВИЕ

Около 20 лет тому назад я впервые употребил выражение: “ХХ век – это век предупреждения”. Нынешний век – не просто эпохальный век в истории человечества. Это некоторый рубеж, отделяющий более или менее благополучную историю рода людского от неизвестного и, вероятнее всего, очень опасного для наших общих судеб. Не только России, но и всего планетарного сообщества.

ХХ век – это вызов, вызов не только истории, но и всему процессу становления вида homo sapiens, пути антропогенеза, который я всегда называл путем “восхождения к Разуму”. Станет ли наступающий век очередной ступенью на этом пути, какие он даст ответы на этот вызов?

Но ответы будут, и скоро: время стремительно ускоряет свой бег. Вот почему мне и хочется называть наступающий век “веком свершений”.

Каким будут ответы на вызов “века предупреждения”? Вряд ли кто-либо может сегодня дать на этот вопрос более или менее вразумительный ответ.

Об этом я много размышлял последние четверть века и, проведя множество компьютерных экспериментов, убедился в огромных потенциальных возможностях человеческой активности. Разум – общечеловеческий Разум – действительно вторгается в стихию самоорганизации, которая до сего времени властвовала на планете.

Но пойдет ли человечество по пути Разума? Ответ на этот вопрос и есть главный ответ на вызов “века предупреждения”.

* * *

Предлагаемая книга – не научная монография и не учебное пособие. Читателей, желающих более детально ознакомиться с предметом, я могу отослать к своей книге “Современный рационализм”, изданной в Москве в 1995 году на русском языке, или книге “Человек и ноосфера”, изданной в 1990 году, или к монографии “Человек и биосфера”, написанной совместно с В.В. Александровым и А.М. Тарко (Москва, 1985).

Предлагаемая работа – это “книга для чтения”, какие издавались в дореволюционные времена для массового, но достаточно образованного читателя.

В ней мне хотелось предельно просто, насколько это возможно, объяснить свое видение современной планетарной ситуации, действительно катастрофичной. Рассказать о том, какой мне видится ее логика. Постараться объяснить тенденции того развития, которое происходит на наших глазах, и самое главное – рассказать о том, какими мне видятся возможные пути в будущее, возможные сценарии развития планетарной ситуации…И убедить читателя в том, что у человечества пока еще есть возможность выбора. Я попробую оценить опасности и возможности преодоления неизбежных кризисов, т.е. возможности дальнейшего развития, которые, как я надеюсь, человечество еще не полностью исчерпало. Для этого мне придется говорить о КАРТИНЕ МИРА. О том, что лежит в основе его развития, и об ожидаемых тенденциях. А она включает в себя множество составляющих: и научные основы мироздания, и законы развития общества, и духовный мир человека, и многое другое. И все это увязано в единый нерасторжимый узел. Развязать который невозможно в принципе! Его приходится изучать как целостность.

Рассказать о всем этом – проблема. Бесконечно трудная и противоречивая. Тем более, задача рассказать о ней так, чтобы неискушенный читатель мог охватить ее своим взглядом, мне кажется почти неразрешимой. И все же я делаю подобную попытку, понимая, что обрекаю себя на критику, упреки и возможную неудачу. Но у меня есть и оправдание: только в широком, объемном видении судеб рода человеческого и его дома – биосферы, в видении духовного мира человека, его связи с Природой и практической деятельностью, может лежать залог его будущего благополучия. Только по-настоящему образованное общество может оказаться способным преодолеть трудности, которые его ожидают. Поэтому своей работой я надеюсь сделать что-то полезное для энвайроментальной образованности.

В предлагаемой книге я хочу вести разговор с читателем как человек, “свободный в самом себе”, без оглядок на авторитеты, на любую политику и даже традиции. Всякие разговоры о сохранении Природы, об устойчивом развитии, о безотходных технологиях и многом другом, заведомо необходимом, останутся благими пожеланиями, не будучи сцементированными единым образом происходящим.

О нем и будет главным образом идти речь.

В первых главах я постараюсь сделать предельно простой эскиз разворачивающихся событий. В последних, дополнительных, попробую ответить на некоторые из вопросов, которые неизбежно возникнут у вдумчивого читателя.

Мне бы очень хотелось, чтобы эту книгу читали студенты, независимо от их будущей специальности. Я больше всего думал именно о них – о тех, кому предстоит передавать эстафету. Я думал и о передающих эстафету, т.е. об учителях всех рангов.

Я писал также и для тех, кто занимается проблемой поиска ответов “века свершений” на вызовы “века предупреждения”. И для политиков, ибо данную работу можно использовать тем, кто работает над стратегией “sustainable development” или “Хартией Земли”. И сквозь призму моих размышлений читатель, может быть, сможет увидеть всю ущербность той системы взглядов, которая целенаправленно насаждается.

* * *

Книга состоит из трех неравных частей. Первую часть я назвал “Логика Природы”. Мне бы хотелось, чтобы читатель увидел весь процесс становления и развития человечества как некое единое природное явление. Это некоторый процесс, который следует определенной “стратегии” – стратегии Природы и направляется ее логикой.

Я взял слово “стратегия” в кавычки, ибо у Природы нет собственной стратегии, пока не возник планетарный Разум, способный предвидеть следствия происходящего, выражение логика Природы я написал без кавычек, ибо процесс самоорганизации Природы – следствие действия определенных механизмов, основанных на законах Природы!

Вторую часть я назвал “Логика истории”. Переступив границу тех тысячелетий, в которых нам уже удается проследить развитие цивилизации, где уже существует писанная история, мы видим появление еще одной “стратегии” – стратегии истории, которая управляется своей логикой. И беда людей, если она начинает противоречить стратегии Природы. Но, не объяснив эту логику, нельзя говорить о возможных сценариях развития, которые нас ожидают в наступающем веке.

Ответы XXI века на вызов ХХ-го будут зависеть от вариантов разрешения противоречий между этими двумя логиками.

Замыкает книгу часть, которую я назвал “Картина мира”. В этой завершающей части я обращаюсь уже к своим коллегам. В ней я пытаюсь рассказать о своем видении картины того, что доступно сегодня нашей науке, нашему опыту, и показать, что процессы, описанные в книге, со всеми их противоречиями, вписываются в единый контекст, который я называю универсальным эволюционизмом. Эта часть похожа на крышу того дома, который я пытаюсь выстроить. Но тому читателю, который интересуется тем, что происходит в самом доме, и которого не очень занимают мои философические упражнения, я могу посоветовать оставить эту главу “за кадром”.

Часть первая. Логика Природы

Глава первая. ПРЕДДВЕРИЕ К РАЗГОВОРУ

1. Люди начинают задумываться

Природа, т.е. весь окружающий нас мир, наполненный живым веществом, который мы называем биосферой, имеет собственную логику развития, и ничто живое не способно, нарушая его логику, сохранить себя, ибо оно само – порождение этого мира, возникшее в силу ему присущей логики. И мы, люди, также являемся частицей этого мира, мы тоже порождены этой логикой, которую мы чаще всего именуем законами развития, хотя сами законы – еще не логика, а лишь ее отдельные элементы. И мы тоже существуем, следуя этим законам. И горе нам, если мы нарушаем логику мироздания и действуем вопреки ей, если мы стремимся покорять Природу, т.е. выстраивать собственную логику, отличную от логики Природы, и стараемся следовать ей. Тогда нас ожидают деградация и гибель. Может быть, и не сразу, но зато и более мучительные, чем одномоментное исчезновение в результате ядерного катаклизма. И не отдельных людей, а всего рода человеческого.

Но, в отличие от всего остального живого мира, человек наделен разумом. Благодаря этому феномену, этой удивительной особенности, рожденной миллионнолетиями эволюционного процесса, он способен оценивать настоящее состояние Природы и общества и постепенно познавать логику Природы, т.е. систему связанных между собой законов ее развития. Более того, он способен в принципе согласовывать с ними свои действия, свою деятельность и тем самым влиять на свое грядущее. И обеспечивать свое возможное благополучие.

К сожалению, сегодня человек не сумел еще по-настоящему воспользоваться тем удивительным даром, который сформировался Природой в результате длительной эволюции живого вещества. Он не познал еще в достаточной степени этой логики. Усвоив отдельные ее законы, позволившие создавать машины и все то, что мы сегодня называем “второй природой”, человек не познал главного: он не научился понимать того, что существуют и другие законы, которые он, может, еще и не знает, что существует запретная черта, которую человек не имеет права переступать ни при каких обстоятельствах. Что человек не так уж и свободен, что существует система запретов, нарушая которые, он разрушает свое будущее.

Вот почему человек сегодня и подошел к краю пропасти. И пока не ведает об этом. Еще один неосторожный шаг – и он сорвется в бездну. Жестокая реальность состоит в том, что слова о пропасти – это не просто эффектная фраза. Она отвечает тому, что имеет место в действительности: на самом деле, один неосторожный шаг, одно неосторожное действие – и человечество может исчезнуть с лика Земли. И только разум – не разум отдельного человека, а Коллективный Разум человечества – способен предотвратить грядущую катастрофу. И задача отдельных людей, отдельных разумов – разбудить Коллективный Разум – интеллект человечества и направить сегодня его усилия на предотвращение пока еще не неотвратимого!

Сложившуюся ситуацию уже давно начали осознавать ученые. И в этой череде мыслителей, вероятно, первым сказал предупреждающее слово В.И. Вернадский. Еще в начале века (в 1904 году) с трибуны Московского университета он сказал о том, что человек превратился в основную геологообразующую силу планеты. А несколько позднее Вернадский начал говорить о том, что человеку, для того чтобы сохранить себя в биосфере, придется взять ответственность не только за судьбы общества, но и биосферы в целом. И человек должен проникнуться ответственностью за грядущее. Добавлю: это единственный путь сохранения человечества. За Вернадским последовала череда других мыслителей – Леруа, Тейяр де Шарден… и многие, многие другие, которые в той или иной форме говорили о том, что для сохранения рода человеческого биосфера должна перейти в новое состояние, которое Леруа однажды назвал ноосферой, т.е. сферой Разума.

Ученые в своей среде говорили о неминуемой катастрофе, а жизнь между тем шла своим ходом, мало согласуясь с их пророчествами. Общество продолжало зарабатывать деньги, ссориться, воевать, а главное – рассматривать окружающий мир как нечто независимое от их страстей, стремлений и действий, как неисчерпаемую кладовую – кладовую, где лежит все необходимое для удовлетворения непрерывно растущих потребностей людей и их эгоистических стремлений. Мир принадлежит человеку, все, что вокруг нас, существует для нас – вот такая аксиома нам досталась от наших далеких предков и укрепилась в сознании современного человека. И чем мощнее техника, чем совершеннее наука, тем прочнее в сознании людей укрепляется мысль о своем беспредельном могуществе.

Но далеко не все так однозначно и просто: кое-что начинает постепенно меняться в сознании людей. То, что было еще недавно достоянием отдельных мудрецов, постепенно становилось видимым и доступным широким кругам неспециалистов. Люди во все большей и большей мере стали осознавать неизбежность надвигающихся трудностей, несоответствие своих потребностей и действий возможностям оскудевающей Природы. И однажды это ощущение опасности и необходимости активных действий, или то, что естественно назвать необходимостью проявления ответственности за будущее, дошло и до сознания политиков и других сильных мира сего. И мнение ученых перестало казаться чудачеством.

Я надеюсь, что осознание возможной вселенской катастрофы, уже побуждающей к определенным действиям, означает начало изменения направления траектории развития общества, его эволюции, а может быть, лучше сказать, и начало нового этапа антропогенеза, ибо будущее человечества, если оно состоится, будет очень мало похожим на образ жизни современного человека.

Основание для такого утверждения, вселяющего определенный оптимизм, я вижу в существовании ряда международных решений (протоколов), принятых на уровне Организации Объединенных Наций, и особенно принципа “sustainable development”, декларированного Конгрессом в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Даже сам факт, что в столицу Бразилии съехалось несколько десятков государственных деятелей высшего ранга, для того чтобы обсуждать проблемы взаимоотношения Природы и общества, означает очень многое! Но, однако, я не рискнул бы называть этот факт эпохальным поворотом в судьбах цивилизации. До него еще весьма далеко!

В самом деле, я уже сейчас вижу не только благо в этих коллективных акциях – протоколах и решениях международного уровня. Я вижу и одну грозную опасность в развитии подобного процесса. Угрозы идут снова от человеческого эгоизма, который вкупе с невежеством и рыночной стихией начинает использовать экологические трудности как рычаг для собственного обогащения и политических игр в интересах узкой группы наций или даже отдельных лиц. Наша беда состоит в том, что не политику и экономику используют для преодоления энвайроментальных трудностей, т.е. сохранения и развития собственного биологического вида, наделенного разумом. Отнюдь не редко происходит и нечто обратное: энвайроментальные трудности начинают играть роль инструмента для решения политических проблем и служить источником нового типа обогащения.

Так, например, выводы Монреальского протокола 1988 года, ограничивающего использование в холодильной промышленности хлорсодержащих хладонов, вряд ли допускают однозначную оценку. Эти хладоны, на самом деле, оказывают вредное влияние на состояние озонового слоя, впрочем, как и многие другие обстоятельства. Но Монреальский протокол рассматривает их в качестве основного агента, разрушающего озоновый слой. И требует закрытия предприятий, которые производят холодильные установки с подобным типом хладонов. И накладывает жесткие санкции за невыполнение условий протокола. Но подобное требование и утверждения об особой роли хлорсодержащих хладонов (как бы единственной причине, вызывающей утончение озонового слоя) кажутся не столь уж бесспорными. Так, в 1995 году российским ЮНЭПкомом по просьбе Министерства науки России под моим председательством был проведен подробный анализ существующего экспериментального и теоретического материала об особенностях изменения толщины озонового слоя и причинах его изменения. Этот анализ со всей очевидностью показал, что любые категорические утверждения в этом вопросе недопустимы и они, вероятнее всего, инициированы фирмами, которые изготовляют холодильную технику на основе другого типа хладонов. И таких примеров можно привести множество: объективный научный анализ нередко заменяется лоббированием интересов тех или иных коммерческих организаций. Это очень опасный симптом, способный зачеркнуть благие помыслы мировой общественности. Она должна быть об этом предупреждена.

Нечто подобное происходит и с важнейшим принципом “sustainable development”. Разработанный комиссией под руководством бывшего премьер-министра Норвегии мадам Брутланд и объявленный на конгрессе в Рио-де-Жанейро в 1992 году, он, безусловно, являет собой шаг в нужном направлении. Однако…

Я бесконечно боюсь революций – ни одна из них не приводила к целям, которые они декларировали. Поэтому какие-либо революционные перестройки, будь это смена политических режимов, а тем более одномоментный отказ от традиционных взаимоотношений Природы и общества, крайне опасны. И я неукоснительно придерживаюсь принципа: действовать следует крайне осмотрительно, но думать надо революционно. Это означает, что прежде чем действовать, реальность должна быть обнажена: “правда и только правда”, как об этом говорят юристы. И все же “правда”, т.е. истина, никогда до конца не известна и действовать следует крайне осторожно.

Вот и принцип “sustainable development” я склонен рассматривать не как некий абсолют, а в качестве своеобразного разведывательного осторожного шага, задерживающего движение к пропасти. Я думаю, что и мадам Брутланд, составлявшая этот документ, руководствовалась, прежде всего принципом врача – “не навреди!” Однако принцип “sustainable development” был воспринят обществом, не без старания политиков, как некоторый абсолютный рецепт преодоления энвайроментальных трудностей. Еще раз подчеркну: он был воспринят широкой общественностью и правящими силами не как некоторый паллиатив, некий компромисс с будущим, дающий время для разработки Коллективным Разумом человечества необходимой Стратегии выживания человечества на планете, а именно как окончательный рецепт!

В результате общество успокоилось: от страшной болезни есть рецепт, его надо только умело применить! Такая трактовка крайне опасна: она лишает общество его шансов.

Я думаю, что не без желания организаторов этого международного форума, которые избегали острых постановок, именно такое звучание получила интерпретация принципа “sustainable development”. Во всяком случае, это подтверждают те национальные документы, которые разработаны и уже опубликованы по рекомендации конгресса в Рио. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно прочитать материал, разработанный американцами. В его основе – организация “экологически чистой деревни”, стремление решать энвайроментальные проблемы чисто техническими средствами, игнорирование факта общей коллективной зависимости и ответственности всех за все! – всех стран планеты и т.д. Вряд ли такой документ сможет служить основой для создания необходимой программы коллективных действий.

Особенно нелепо составлена российская программа. Начиная с того, что принцип “sustainable development” переведен как “устойчивое развитие”, т.е. “stable development”. Я не буду вдаваться в лингвистические тонкости и подробно объяснять, почему термин “устойчивое развитие” бессмыслен с научной точки зрения. Скажу только, что слово “развитие” – антипод понятиям “устойчивость” или “стабильность”. Дело более серьезное: документ разрабатывали чиновники из Министерства экономики, а не специалисты в области экологии и других энвайроментальных и естественных дисциплин, и весь его смысл свелся к серии экономических рекомендаций, не содержащих, к тому же, каких-либо нетривиальных утверждений. Грубо говоря, решая экономические проблемы, надо стараться по возможности меньше портить окружающую среду – такова главная мудрость этого документа! Замечу, что и американский документ явно отдает приоритеты экономическим проблемам перед экологическими.

Единственным национальным документом, который содержал, как мне представляется, попытку объективного (а не узко эгоистического) и научно обоснованного анализа и был профессионально компетентным, оказался текст, составленный голландской общественной организацией “Дети Земли”. Он был назван: “Sustainаble Niederlanden”. И я еще не раз буду к нему возвращаться как к примеру ответственного отношения к центральной проблеме наступающего столетия.

Вот почему в этой книге я буду стараться объяснить свое понимание логики развития Природы и общества как неотъемлемой составляющей Природы. Как бы несовершенны ни были наши о ней представления, только на основе логики развития Природы мы имеем право оценивать наши сегодняшние действия.

Но представление или даже описание такой логики не может не опираться на мировоззренческие начала. Именно они в конечном итоге будут определять и цели людских усилий, и их интерпретацию, и смысл. Вот почему, прежде чем переступить порог дискуссии, я должен объяснить читателю свою мировоззренческую позицию. Я не собираюсь ее навязывать, но читатель должен понимать язык, на котором я собираюсь объясняться, смысл и мотивы моей аргументации.

2. Моя мировоззренческая позиция

Не существует универсального мировоззрения. А “правильное мировоззрение” – это лингвистический и философский нонсенс. На самом деле у каждого человека собственное представление о мире, собственное мировоззрение. И в то же время можно говорить о некоторых достаточно общих универсалиях, об общей системе ценностей, которые, разумеется, не исчерпывают всей ее шкалы. И о некоторых из этих универсалий человечеству придется договориться. Как бы это ни было трудно! Но это необходимо, ибо человечество – единый биологический вид и взаимодействует с Природой в рамках некоторой системы стандартов, определяемых логикой Природы.

Но именно эти общие универсалии и будут составлять основу проекта “sustainable development” и являться источником идей для “Хартии Земли”, если они однажды состоятся. Но этого-то как раз и не хотят понять инициаторы конференции в Рио и авторы большинства национальных документов. И происходит это не только в силу недостаточной компетентности, что естественно для политиков, а вследствие различий во взглядах на цели развития и смысл политики в “век свершений”. Если сказать громко, – то в силу различий в понимании того, к чему следует стремиться, и того, что мы можем ожидать от оскудевающей Природы, т.е. своего миропонимания.

Процесс формирования мировоззрения крайне сложен. Он проходит под воздействием множества факторов. Это и семья, и обычаи, и общение с разными людьми, и соприкосновение с природой, с искусством… И, конечно, та реальная практическая повседневность, в которую погружен любой человек. Я особенно выделяю в процессе формирования мировоззрения общение с Природой. Я думаю, что чистое звездное небо, которое каждую ночь видели над своими головами кочевники ближневосточных пустынь, его необъятность и величественность, которые совершенно по-особому воспринимаются в этих пустынях, в немалой степени способствовали появлению на этой небольшой территории трех крупнейших мировых монотеистических религий, столь качественно отличающихся от религий Индии, Китая…

Одним из источников мировоззрения являются традиции, мифы, которые на протяжении многих десятков тысяч лет до появления религий и науки составляли суть мировоззрения. И в то долгое время оно, вероятнее всего, было еще достаточно универсальным, не распадаясь на групповые, а тем более индивидуальные мировоззрения. В те далекие эпохи люди жили, следуя тем жестким канонам, которые им диктовала Природа. Возможности выбора действий были весьма ограничены, и мифы определяли основные черты их поведения. Да и сейчас традиции и мифы еще играют в нашей жизни заметную роль. Особенно в процессе семейного воспитания. И их влияние на формирование мировоззрения нельзя игнорировать.

Может быть, не очень точно, но этот источник мировоззрения я бы назвал эзотерическим, ибо он дает опору на накопленные древние знания. И в отдельных случаях он может играть решающую роль в развитии духовного мира человека, а значит, и в судьбе человека.

Другим источником формирования мировоззрения являются религии. Или, лучше сказать, идея Бога. Она пришла к человеку уже на гораздо более позднем этапе развития человечества. Возникновение религий, т.е. современных религиозных мифов, а особенно мировых религий, означало новый уровень развития духовного мира человека и его культуры.

Постепенно развиваясь, религиозные мифы превращались в религии, обрастали канонами, сами религии трансформировались в системы взглядов, жизненных принципов, определявших в известные периоды истории судьбы народов и целых континентов. Во многих странах и сейчас (прежде всего, в странах ислама) религии являются не просто системой верований, но и образом жизни. В этих странах церковь не отделена от государства. Там, собственно, и церкви в европейском (христианском) смысле этого слова нет. Там вера в единого Бога переплетена с образом жизни, системой нравственности, правопорядка и т.д. Жизнь регулируется шариатом, обширной системой правил, определяющих практически все стороны быта правоверных мусульман. Религии могут играть важную консолидирующую роль для народов даже разного этнического корня, а могут быть и источником непримиримого противостояния.

Заметим, что эзотерическая идея внутреннего бытия на основе древних знаний, т.е. мифов, легенд, поверий, порой (но не всегда) отлично уживается с идеей Бога. Любая религия – это феномен истории. Она возникает в определенных условиях, под действием тех или иных причин, стимулируется личным воздействием, особенностями цивилизации. Она развивается, ее доктрины эволюционируют; она может и вовсе исчезнуть, как исчез буддизм в Индии или в Индонезии, уступив место исламу. Но потребность в вере в нечто Высшее, недоступное человеческому сознанию, видимо, вечна! Вспомним слова Гете “zu etwas hцherem sind wir geboren” – к чему-то высшему мы рождены! Это ощущение рождается в детстве, и с ним люди покидают этот мир.

Такая потребность, такое мироощущение может присутствовать у данного конкретного человека или нет, это уже другой вопрос. Но религиозное чувство, в какой бы форме оно ни было, заполняет определенные лакуны в духовном мире человека, которые не в состоянии заполнить никакие рациональные знания. Так уж создан человек, таким он образовался в нашем мире. Наука старается отвечать на вопрос: как? Как те или иные следствия порождаются теми или иными причинами. Но есть и еще один вопрос: зачем? Или почему? Почему, зачем существует мир, Вселенная, человек, я сам? Такой вопрос не приемлет наука, но от него нельзя отмахнуться, он всегда остается вопросом, и каждый человек на него отвечает по-своему. И, как правило, даже не осознавая, что он на него отвечает, отвечает своими действиями, своей жизнью. О неизбежности существования этих двух вопросов, об их неразрывности и писал великий немецкий поэт и мыслитель.

Этот второй источник мировоззрения связан с особенностями духовного мира человека. Особое значение религиозное чувство приобретает в минуты роковые, когда над народом или отдельным человеком нависает реальная опасность. Это эмпирический факт – а “роковые минуты”, как я постараюсь показать, приближаются. И с их приходом человек часто теряет веру и в науку, и в силу традиционной культуры. Перед лицом катастрофы они порой оказываются беспомощными. Разве мы не видим происходящей деградации западной культуры, появления масскультуры с ее порнографией, наркоманией, разрушением семейных традиций, интеллектуальной жизни и т.д. В подобные времена разочарования снова поднимается интерес к религии, растет ее значение в жизни общества. И религии должны оказаться на уровне потребностей общества и помочь ему отыскать необходимую дорогу. И надо помнить, что сегодня она одна, а завтра другая! Человек ищет ответа там, где пасуют рациональные знания. Но при этом не обязательно происходит возврат к традиционным религиям. Появляются новые веры и секты, далеко не всегда консолидирующие общество. И программы “sustainable development” должны учитывать эти особенности духовного мира людей. Когда теперь произносят “экология культуры”, то мне представляется, что речь должна идти о такой же очистке духовной жизни человека, точнее факторов, влияющих на ее формирование, как очистка территории городов от накапливающихся нечистот.

Падение роли и престижа традиционных религий в жизни практически всех христианских народов стало почти аксиомой. Однако попытки понять истинные причины этого явления, необходимость модернизации определенных доктрин, а самое главное, характера деятельности, отвечающей потребностям духовного мира современного человека, свойственны разве только небольшим группам лидеров католической церкви во главе с самим папой Иоанном-Павлом II. Православная церковь, к моему глубокому сожалению, очень догматична и архаична, она слабо откликается на изменение духовных потребностей людей и благодаря этому открывает простор для деятельности различных сект и личностей, прямо спекулирующих на духовных запросах населения. Да и мирские интересы уж очень четко просматриваются в деяниях некоторых отцов церкви.

Итак, существуют два мировоззренческих начала, которые связаны с духовным, эмоциональным миром человека, с его порой алогичным восприятием действительности. Эти начала нельзя игнорировать, ибо сама Природа распорядилась так, что два полушария человеческого мозга играют весьма разную роль в его жизнедеятельности: одно полушарие отвечает за его эмоциональную сферу, я бы сказал, за целостное восприятие того или иного феномена, другое – за логическое мышление.

Но существует и третий источник мировоззрения современного человека. Это идея Природы, которую должны дать науки, и прежде всего естествознание. Идея Природы должна быть реализована в такой форме, чтобы человек мог опереться на нее в своей практической жизни, жить в ней, в Природе, обеспечивая свое будущее. Принято считать, что мировоззрение должно включать знания об окружающем мире, знания, обеспечивающие способность человека предвидеть некоторые следствия нашего воздействия на этот мир.

В данной книге, помня о том, что при оценке происходящего и перспектив нельзя не принимать во внимание особенностей духовного мира разных народов и отдельных людей, я буду основное внимание уделять третьему источнику мировоззрения. Именно с ним связаны те универсалии, о которых я говорил выше, та логика развития Природы, ее отдельных систем, которая может служить основой для принятия тех или иных решений и действий, необходимых для обеспечения нашего будущего.

Объемы информационных лавин, которые обрушились на человека ХХ века, в значительной степени деформировали рационалистическое миропредставление, утвердившееся в сознании людей в прошлом веке. Новая информация начинает менять наше видение человека в современном мире, она деформирует традиции, цивилизационные установки, само представление об ИСТИНЕ.

И это закономерно и должно использоваться в наших программах. Мы подошли не только к перелому тысячелетий, но и к перелому цивилизаций, который требует от людей утверждения нового образа мысли и новой структуры ценностей. Новые миропонимания при всех неизбежных (заметим: и нужных людям) различиях оказываются, тем не менее, связанными некоторой общей единой реальностью. И этот факт опирается на надежный эмпирический фундамент. Вот об этой реальности, о ее возможных контурах я и постараюсь рассказать.

Таким образом, я буду обсуждать некоторые основания научного мышления применительно к энвайроментальным проблемам, т.е. к проблемам взаимоотношения Природы и общества. И в этом контексте сразу хочу предупредить читателя: я никак не пытаюсь противопоставить религиозные воззрения научным. Никакое естествознание не содержит альтернативы Богу или, лучше сказать, Вере. В основе любых гипотез о начале лежит некоторый акт веры – принятие непроверяемых утверждений.

Что же касается практической деятельности людей, оценки перспективы, выбора образа действий, то мы не можем игнорировать существование духовных миров человека, их различий, различий в понимании ценностей и все то, что не вкладывается в жесткие логические схемы.

И ко всему этому нужно относиться с уважением, даже не всегда понимая побуждающие причины.

3. Все ли надо подвергать сомнению?

Вопрос непраздный. Без сомнений не может быть движения к знанию. Сомнения и есть источник знания. Но всегда ли все надо подвергать сомнению? Для того, чтобы принимать решение, человек должен быть уверен в его истинности.

Высшая мудрость состоит в том, чтобы из сомнений рождать уверенность в истинности принимаемых решений!

* * *

В предыдущем параграфе я постарался объяснить неразрывность тех мировоззренческих начал, которые следуют классической логике, и начал, связанных с духовным миром человека, – религией, традициями, мифами… Другими словами, представление человека об окружающем, стремления человека, а следовательно, и его действия всегда определяются синтезом того, что логически выводимо из некоторых постулатов, которые Вернадский называл эмпирическими обобщениями, которые мне хочется называть ЗНАНИЯМИ, и того, что непосредственно не связано с логикой и эмпирически проверенными фактами и что мне кажется уместным называть ВЕРОЙ.

Я ЗНАЮ то, что проверено опытом, и только опытом или выводимо методами классической логики из этих эмпирически установленных “истин”. Я беру это слово в кавычки, ибо завтра новый опыт может нам изменить эту истину. Любые истины относительны и всегда таковыми и останутся – абсолютной истиной может обладать только АБСОЛЮТНЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ, которым никогда не станет человек. Но, признавая, что абсолютная истина это тоже объект веры, что любое знание всегда было, есть и будет относительным, мы в своих практических действиях обязаны принять постулат о том, что сегодня более надежной информации, чем та, которую может предоставить современная наука, у человека нет! И этот факт должен войти в сознание людей, должен стать актом веры. (И в то же время такое утверждение – тоже эмпирическое обобщение!)

Принято различать фундаментальную и прикладную науку, и такое разграничение вполне оправдано опытом человеческой деятельности. Фундаментальная наука – всегда сфера сомнений и поиска. Но для принятия конкретных практических решений мы обязаны постулировать справедливость, если угодно, даже абсолютность достигнутого уровня знаний. Иначе мы просто ничего не сможем решить, добиться создания новых машин и т.п.! Вот почему в этой работе я буду стараться следовать этому принципу и излагать свое представление о логике развития, веря в тот фундамент эмпирических обобщений, который лежит в ее основе.

Но я буду постоянно иметь в виду, что этой логики недостаточно, она освещает лишь частицу необъятного мира, тем более тогда, когда речь идет о человеке. И тогда, когда у человека возникло сознание (со-знание), то одновременно возник и духовный мир, и возникла вера. История показывает, что вера может быть больше, чем знания. Она может определять цели, стремления людей. В трудные минуты она вселяет в людей мужество. Объяснить человеку – это одно, а вселить в него веру – нечто гораздо большее. Вера – это всегда надежда, надежда на лучшее, без чего человек жить не может, без чего невозможны никакие свершения.

В нашей стране вера была утеряна в период брежневского застоя. Перестройка и особенно постперестроечный период, лишив остатков веры даже самых верноподданных, не дали взамен никакой веры. Это одна из причин нашей трагедии!

* * *

Итак, мы постепенно начинаем осознавать, что общество стоит на пороге катастрофы, требующей перестройки всех оснований планетарного бытия. Я думаю даже, что мы находимся в преддверии смены характера самой эволюции биологического вида homo sapiens. То есть мы стоим на пороге нового витка антропогенеза. И я постараюсь привести аргументы, подтверждающие эту точку зрения.

Возникающие время от времени дискуссии академического типа пока только фиксируют нарастающее неблагополучие, но они еще очень далеки от раскрытия всей глубины происходящего, а тем более от готовности предложить какую-либо альтернативу современным тенденциям. Еще никто не рискнул продемонстрировать настоящую правду (хотя многие уже и догадываются о ней) во всей ее обнаженной непривлекательности, и мы только подходим к пониманию того, что человечество, по-видимому, уже исчерпало тот потенциал своего развития, который оно получило при завершении предыдущего этапа антропогенеза. Его завершение я связываю с утверждением кроманьонца в качестве единственного претендента на право называться предком современного человека, каким он и оказался на самом деле, и с окончанием неолитической революции, о которой я буду еще рассказывать.

Сегодня мы постепенно начинаем понимать, что наши нравственные основы, наш духовный мир, тем более наше поведение в биосфере уже не соответствуют тем условиям жизни, в которые погружается общество. И наше понимание обстановки недостаточно для преодоления появляющихся трудностей развития. Биологически, а следовательно, и психологически, мы остались теми же охотниками за мамонтами, какими были наши неолитические предки. На протяжении всего голоцена по мере развития цивилизации нарастало несоответствие особенностей действий человека той естественной логике развития, тем общим законам, которые управляют развитием биосферы. Другими словами, деятельность человека, основанная на выработанных цивилизационных парадигмах, ведет, вероятнее всего, к деградации биосферы и не способна гарантировать сохранение человека в ее составе. Вот почему реальность такова, что род людской сможет выжить лишь при изменении самих цивилизационных начал. А это возможно лишь в условиях жесточайшего самоограничения и коллективной дисциплины. И, естественно, возникает вопрос: возможно ли преодолеть пропасть между необходимостью подчинить свое поведение требованиям реальности и реальными способностями человека и человечества подчинить себя этим ограничениям и выработать новую шкалу целей и стремлений? Но это невозможно сделать без веры в ВОЗМОЖНОСТЬ.

Я не могу исключить возможность фатального исхода человеческой истории. Если люди не смогут преодолеть тех реликтов первобытной дикости, если угодно, – неандертализма, без которых человечество не смогло бы пережить ледниковых эпох, то такой исход может наступить в не столь уж отдаленном времени. Но отказ от них и будет означать такую смену характера эволюционного развития, которая началась еще в глубинах каменного века.

Глава вторая. НОВАЯ ПЛАНЕТА?

1. Третьего не дано

Название параграфа отражает глубокую убежденность автора в том, что человечество находится на пороге такого кризиса, который качественно изменит сам характер развития человечества как биологического вида, а не только его историю. Мне представляется, что этот кризис может иметь лишь два исхода: либо нас ожидает судьба динозавров, когда-то бывших властителями Земли, либо энергия, талант, ВОЛЯ человечества как единого целого найдут и утвердят качественно новые формы своей жизни в составе нашей биосферы. Но при любом исходе это будет уже действительно другая и нам пока еще незнакомая планета, хотя она, может быть, и сохранит свое старое название, если будет кому произносить подобные слова!

Третьего исхода не дано!

Мне хочется верить, что человек сумеет избежать судьбы динозавров, сколь бы трудным ни был этот переход на “новую планету”. И в этих новых условиях не только общество начнет жить по новым законам, но и биосфера станет развиваться как-то по-иному, хотя и следуя объективным законам саморазвития мира, которые вряд ли зависят от судеб того или иного биологического вида.

И это не только вера, но и убежденность, основанная на знании. Поэтому я делаю попытку если не обосновать, то, во всяком случае, осмыслить сформулированное утверждение и высказать ряд аргументов, которые позволят читателю проследить ход моих размышлений и которые привели меня к подобному выводу. Может быть, не все согласятся со мной. Ну что же, тогда эта работа станет источником для дискуссий, которые не менее необходимы, ибо сомнения и споры и есть источник необходимых знаний.

Становление и развитие человечества, т.е. антропогенез, подчиняются, как я уже говорил в первой главе, определенной логике. Если пользоваться языком физики или теории самоорганизации (синергетики), то это логика открытых нелинейных динамических систем, далеких от своего равновесия (прежде всего термодинамического). Однако я чаще употребляю выражение “универсальный эволюционизм” – понятие, которое я ввел еще в 70-х годах. Мне кажется, что оно удобнее для построения различных интерпретаций. Позднее, в дополнительных главах, я постараюсь объяснить механизмы, определяющие подобные процессы. Сейчас же ограничусь несколькими замечаниями, которые носят характер констатаций эмпирических обобщений.

* * *

В процессе становления человечества можно проследить одну важную закономерность. Постепенное, более или менее спокойное его развитие, которое естественно называть дарвиновским этапом развития, в течение какого-то, относительно короткого времени сменяется периодами катастрофических перемен самой парадигмы развития (революций, бифуркаций, катастроф – здесь годятся любые названия), когда потенциал той формы эволюции, который определял этот “спокойный” период развития, оказывается исчерпанным. Причины кардинальной перестройки эволюционного процесса могут быть как внешними, так и внутренними.

В происходившей смене эволюционных парадигм в истории антропогенеза можно проследить определенную закономерность, которую я однажды назвал “восхождением к Разуму”, – именно под таким названием я опубликовал цикл лекций, прочитанных мной в весеннем семестре 1992 года в Московском государственном университете (Москва, ИздАТ. 1993). Эта логика развития наводит на определенные размышления не только о далеком прошлом, но и о дне сегодняшнем. И позволяет, как мне кажется, угадать некоторые черты будущего.

Поскольку эта логика прослеживается только на больших интервалах времени, свой рассказ я вынужден начать “от Адама”, с изложения той схемы последовательных катастроф, которые и привели к господству на Земле homo sapiens, как сами себя стали называть современные люди.

И я, конечно, не могу отказать себе в попытке с помощью этой логики заглянуть за горизонт и высказать некие предположения о будущих судьбах земной цивилизации – вернее, цивилизаций, ибо хорошо известный закон дивергенции (расхождения эволюционирующих форм) действует и в истории человечества. И действует, может быть, даже более эффективно, чем в остальной живой природе. Как и всякая экстраполяция прошлого на будущее, она весьма условна. Однако заставляет задуматься о многом, что уже само по себе полезно!

Отсюда один шаг до того, чтобы перенести рассуждения на почву моей страны. И подумать о том, что нас может ожидать в ближайшие десятилетия.

Прошлое не допускает альтернатив, но будущее?! Анализ же возможных альтернатив развития исторического процесса создает представления, если угодно, мифы, стимулирующие концентрацию человеческих усилий.

2. Начало начал

В его основе лежит катастрофа!

Наряду с остальными человекообразными обезьянами в тропическом африканском лесу жили в конце третичного периода, т.е. 3–4 миллиона лет тому назад, еще и подобные им животные, именуемые австралопитеками. Есть все основания считать, что они и были корнем того эволюционного дерева, на вершине которого ныне находится Человек.

И я начну свой рассказ с описания одной из катастроф, может быть и не первых, которая произошла в судьбе этих животных. Я думаю, что эта катастрофа, собственно, и положила начало того эволюционного процесса, который мы называем антропогенезом. Ее можно датировать самым началом четвертичного периода. Катастрофа, перестроившая всю летопись планеты, произошла, вероятнее всего, около 3,5 миллиона лет тому назад. Она имела внешние причины. В это время произошло резкое похолодание климата, его иссушение, и, как следствие, площади тропических лесов стали стремительно сокращаться. Такие изменения привели к ужесточению борьбы за ресурсы между близкими видами животных, употреблявшими растительную пищу, и наши предки проиграли эту борьбу предкам современных шимпанзе, горилл и других человекообразных жителей тропического леса. Трудно сказать, повезло ли нашим предкам, но людьми сделались именно проигравшие, точнее та их часть, которая не погибла в борьбе за тропический лес и перебралась в саванну.

Итак, запомним: первая нам известная катастрофа в истории становления человека имела своей причиной внешние факторы – похолодание и иссушение климата.

Оставшиеся в живых австралопитеки были вытеснены в саванну и должны были бы, по идее, тоже погибнуть, поскольку не были приспособлены к условиям жизни в новой экологической и весьма опасной нише.

Но предсказать результаты бифуркаций (катастроф, революций) в принципе невозможно, поскольку развитие событий определяется множеством случайных факторов и теми потенциальными возможностями, которыми обладает Природа и которые скрыты от исследователя. И вряд ли гениальный инопланетянин, прибывший в ту пору на Землю, мог бы предсказать, что именно эти хилые животные, находившиеся на пороге гибели, через относительно небольшое геологическое время сделаются властителями планеты! Но на примере наших предков эволюция продемонстрировала свою неприхотливость и непредсказуемость. А потенциал развития австралопитеков оказался достаточно высоким.

Оказавшись в неприветливой и опасной саванне, лишенные деревьев, способных спасти их от хищников, они были вынуждены встать на задние лапы, чтобы видеть приближающихся врагов, и благодаря этому у них освободились передние. Научившись есть мясную пищу, в результате с течением времени они сами превратились в агрессивных хищников. Благодаря тому, что у них освободились передние лапы, которые однажды стали руками, потомки австралопитеков научились использовать подручные средства – прежде всего камень и палку. Таким образом, уже на заре своей истории человек доказал, что перспективы будущего развития не всегда имеет тот, кто сегодня оказался победителем в непрекращающейся борьбе за ресурс, за жизнь!

Сумев пережить “катастрофу выселения” и утвердившись в саванне, наши предки вступили в относительно спокойный период “дарвиновского” развития. В течение этого периода, который длился не один миллион лет, шло быстрое развитие целого ряда ветвей австралопитековых. Они расселились из Африки по всей планете. Среди них были и питекантропы, и синантропы, и неандертальцы… По-видимому, около ста тысяч лет тому назад среди них выделился и наш непосредственный предок – кроманьонец. Этот процесс сопровождался развитием нервной системы и мозга, на первых порах – только мозга: еще не со-знания, а мозга – и обретением навыков использования искусственных орудий и природных сил. Описанный этап антропогенеза проходил, вероятно, в условиях жесточайшей внутривидовой борьбы, которая определяла удивительную скорость биологической эволюции.

Развитие мозга сопровождалось как быстрым развитием используемых подручных средств, так и изобретением новых полезных навыков. Каменный топор и “изобретение” огня были на данном этапе, вероятно, вершиной их творчества – самыми важными достижениями этих животных, которые уже во многом походили на человека. Но все же это были еще не люди, а только умные животные. Их жизнь полностью управлялась биосоциальными законами, как и жизнь других стадных животных.

3. Новая катастрофа. Обретение начал нравственности

Следующая бифуркация, т.е. следующая катастрофа, следующая коренная перестройка характера эволюционного процесса, имела уже не внешние, а внутренние причины и, как мы увидим ниже, носила “техногенный характер”. Впервые наши предки столкнулись с тем фактом, что развитие “технических средств” постепенно формирующейся протоцивилизации однажды может поставить популяции наших предков на порог деградации. Впервые случилось так, что достижения Разума, то, что давало могущество нашему далекому предку, неведомое другим животным, могло послужить причиной его деградации и, как следствие, – гибели. И все последующие кризисы в истории рода человеческого будут носить тот же внутренний характер, характер, вызванный “чересчур быстрым прогрессом” второй природы, т.е. совершенством техники, создаваемой человеком. Но до сих пор всякий раз человечеству удавалось преодолеть эти кризисы, и каждый раз рождалась “новая планета”.

Вот какой сегодня представляется реконструкция этого типа кризисов, этих важнейших этапов антропогенеза. И того нового, что пришло с преодолением подобных кризисов. Остановлюсь лишь на двух катастрофах, имевших эпохальное общепланетарное значение.

Однажды, на заре палеолита, возможности дальнейшего развития человека на основе биосоциальных законов, т.е. законов, управляющих жизнью любых стадных сообществ, оказались исчерпанными. И наш предок оказался на краю пропасти. Он мог легко исчезнуть с лица планеты или разделить участь других человекообразных.

Суть нового кризиса состояла в том, что создание искусственных орудий, т.е. сложность палеолитических технологий в рамках внутристадной организации, достигла предела совместимости с законами ее развития. Дальнейшее совершенствование питекантропов и других потомков “изгнанных из леса” и организации их сообществ требовало изменения самого характера эволюционного процесса и тех правил поведения, которые управляли их жизнью и на определенном этапе были им необходимы. И наши предки нашли новые пути дальнейшего развития, преодолевающие действие биосоциальных законов. И открывающие совершенно иные формы развития, и новые стимулы жизни.

К этому времени благополучие стада, или первобытного племени, точнее – протоплемени, стало определяться не столько индивидуальными качествами отдельных представителей стада, не бицепсами могучих самцов, а преимущественно теми навыками и знаниями, которые возникали у наших предков. Их дальнейшее накопление и использование, т.е. создание первобытной цивилизации и передача этих знаний и навыков следующим поколениям, требовали качественного расширения коллективной памяти, т.е. создания системы “Учитель”, отличной от обучения по принципу “делай, как я”, существующего у всех стадных животных. А этому мешало, в первую очередь, следование биосоциальным законам, которые регламентировали жизнь стада на протяжении многих миллионов лет в рамках внутривидового отбора и, по-видимому, были уже закодированы в генетической памяти предка человека. Вот тогда-то и произошел новый резкий поворот русла эволюции наших предков, еще более кардинально изменивший их судьбу, чем изгнание из леса.

Дело в том, что носителями знаний, индивидуумами, способными их регистрировать, накапливать и передавать следующим поколениям, были вовсе не те, которые выигрывали в борьбе за самку и сохранялись в процессе естественного отбора. Человек не был наделен “инстинктом волка” (этот термин ввел известный австрийский этолог Конрад Лоренц), сохраняющим жизнь волку и другим животным, проигравшим “рыцарскую схватку”. Можно понять, почему такое произошло. Природа не дала предкам человека того смертоносного оружия, которым от рождения обладает волк. Поэтому до поры до времени нашему предку такой инстинкт был и не нужен: проигравший драку за самку оказывался избитым, но, как правило, оставался живым. А с ним сохранялись и знания, и навыки, приобретенные проигравшим. Но вот однажды у нашего предка появился в руках каменный топор, и он его сразу же пустил в дело не только во время охоты. И такой факт мог внести в судьбу прачеловека не просто кардинальные, но и трагические изменения: не случайно у большинства поздних австралопитеков, скелеты которых найдены в Олдувайском ущелье, были проломлены черепа. Но умение сделать топор и использовать его в драке требуют совсем разных “талантов”. Поэтому, вероятнее всего, проломленные черепа как раз и принадлежали тем умельцам, которые научились находить кремень, владели технологией его обработки, умели делать топоры и самое главное – умели передавать свои знания и мастерство следующим поколениям. Еще раз: для того, чтобы делать хорошее оружие и хорошо его применять, нужны разные способности!

Конрад Лоренц знал результаты раскопок в Олдувайском ущелье и по этому поводу высказал свою гипотезу. Он сказал о том, что возникшая ситуация неизбежно привела бы к тому, что прачеловеки просто перебили бы друг друга. А так как инстинкты не возникают за считанные поколения, то для сохранения на Земле потомков австралопитековых сделалось необходимым введение нового типа запретов, доселе незнакомых сообществам, живущим согласно биосоциальным законам. Так возникло, может быть, первое табу. Это было табу “не убий!” – открытие, которое однажды войдет как заповедь во все мировые религии и заложит основу человеческой нравственности.

Соображения Лоренца вполне логичны, но я думаю, что ситуация была более сложной: наши палеолитические предки могли и не перебить друг друга, но это не очень бы изменило ситуацию, ибо кризис носил не только чисто биологический, но и информационный характер.

В самом деле, победители “турниров на каменных топорах”, выводя из состава племени наиболее способных, тех, кто создавал “новую технику” и Коллективный Интеллект, сами вряд ли были способны совершенствовать технику и технологию, а тем более накапливать знания, развивать коллективную память, а значит, и цивилизацию.

Движение наших предков по пути “становления Разума” имело все шансы естественным образом оборваться. Объем мозга – а он у наших предков был уже весьма значительным – вряд ли мог сам по себе изменить их судьбу. Пример тому – осьминоги. У некоторых типов головоногих объем и сложность мозга не уступают человеческому. Однако они не создали ни цивилизации, ни коллективного интеллекта: осьминоги – каннибалы и лишены возможности передавать накопленные навыки. Для создания цивилизации кроме мозга необходима еще развитая коллективная память, нужна система “Учитель”. Так же и наши предки зари палеолита в рамках существовавшего русла эволюции не могли создать цивилизации. Требовалась смена этого русла. И она произошла!

Нет, “инстинкт волка” у человека не появился – на это просто не было времени. Но возникла система запретов, исключавшая возможность убийства себе подобных, во всяком случае, в ситуациях, связанных с внутривидовой (лучше сказать – внутриплеменной) борьбой. Это знаменитая заповедь “не убий!”. Она очень по-разному понимается в разные времена и у разных народов. Но она присуща всем им. По-видимому, очень по-разному, но все виды неоантропов прошли через утверждение подобного табу.

Такое табу было важнейшей предпосылкой, которая открыла путь к дальнейшему развитию коллективной памяти, а следовательно, и дорогу для развития цивилизации. Но оно же и качественно изменило весь характер эволюции.

Примечание.

Я не думаю, как Лоренц. Наш биологический вид, вероятнее всего, сохранился бы. Но он не превратился бы в человека. Появился бы еще один вариант умных обезьян.

Табу “не убий!” было, вероятнее всего, не единственным, которое возникло на заре нижнего палеолита. Давно уже была понята опасность кровосмешения, и табу “хочешь иметь жену – найди ее в другой пещере”, по-видимому, имеет столь же древнее происхождение. Подобные табу и составили основу нравственности, т.е. систему нравов – правил поведения, поставивших заслон действию биосоциальных законов.

Таким образом, новая бифуркация означала появление нравственности, особого свойства вида homo sapiens, которым не обладали другие живые виды. Это был новый природный феномен, открытый в палеолите, демонстрирующий неисчерпаемость потенциала развития. Предки человека (и им близкие виды) начали качественно выделяться среди остального живого мира.

Если первая бифуркация означала изменение характера жизни, сохраняя австралопитеков животными, то вторая была решающим фактором на пути превращения животных в людей, на пути восхождения к Разуму. Эти табу уже не инстинкты, они не кодируются генетическим механизмом, а являются результатом “общественного согласия”.

Утверждение этих табу, это “общественное согласие” было результатом жесткого отбора, но на надорганизменном уровне, на уровне популяций, племен, родов. Племена, соблюдавшие эти ограничения, лучше сохраняли свой интеллектуальный потенциал. У них было лучшее оружие, более дисциплинированные боевые дружины и т.д.

4. Судьба неандертальцев и господство кроманьонцев

Табу “не убий!”, а затем и ряд других табу означали появление ограничений на действие биосоциальных законов, т.е. на генетически закодированное поведение прачеловека. А ведь именно эти законы и определяли быстрое биологическое развитие наших далеких предков, когда они были вынуждены покинуть тропические леса. Утверждение же табу “не убий!” означало затухание внутривидовой борьбы, а значит, и замедление, и постепенное прекращение ЧИСТО БИОЛОГИЧЕСКОГО совершенствования человека. Утверждение норм поведения, ограничивающих действие биосоциальных законов, означало появление элементов нравственности – системы нравов, противостоящих этим законам: прачеловек постепенно из животного превращался в человека. Можно думать, что именно в этот период у нашего предка начало возникать сознание (со-знание): он выделил себя из окружающего мира и научился смотреть на себя со стороны, если угодно, – ИЗУЧАТЬ СЕБЯ, оценивать свое поведение, рефлексировать. Как говорит настенная живопись в пещерах, именно в этот период у человека (и не только у кроманьонцев, наших непосредственных предков) и начал формироваться духовный мир.

Эволюция человека постепенно переходит в новую общественную стадию развития: внутривидовая борьба сменилась не менее жесткой борьбой, но это уже была борьба человеческих сообществ, в результате нее выживали сообщества, которые были носителями тех или иных табу, которые оказывались более “конкурентоспособными” на “рынке выживания”. Таким образом, механизмы утверждения норм нравственности имеют те же эволюционные истоки, что и биологическое совершенствование, но на более высоком, надорганизменном, уровне, как говорят этологи.

В результате подобной перестройки человек лишался постепенно возможности индивидуального биологического совершенствования, в том числе и развития мозга, но взамен у него открывалась возможность совершенствования Коллективного Интеллекта, о смысле и механизмах которого речь будет позднее.

В нижнем палеолите существовало, как теперь установили антропологи, несколько видов (или подвидов) пралюдей, что отвечает нашему представлению о действии закона дивергенции. И многие из этих видов могли претендовать на роль родоначальников современного человека, и у всех этих видов шло утверждение собственной системы нравов, а значит и различных форм нравственности. И поэтому все они уже были людьми в современном понимании этого слова: их жизнь определялась не только биосоциальными законами, но и нравами, т.е. нравственными началами и коллективным Разумом, коллективной памятью. И, что особенно важно, – коллективной волей! И утверждение системы нравов и их “совершенствование” продолжалось, по-видимому, не одну сотню тысяч лет.

Но все существовавшие в ту пору виды первобытных людей занимали одну и ту же экологическую нишу, использовали один и тот же ресурс, и, значит, между ними шла непрекращающаяся борьба за него. Другими словами, отбор переместился на надорганизменный уровень: выживали роды, сообщества, виды, оказавшиеся более приспособленными к новым условиям жизни, обладавшие более “соответствующей” условиям тех времен системой нравов (нравственностью), т.е. правил поведения. Их утверждение – это уже общественный процесс. И многие из тех видов, которые произошли от австралопитеков, были элементарно съедены другими – уже не стадами, а общинами первобытных людей.

Причин побед и поражений было много. Но одна из них, вероятно важнейшая, – уровень нравственности, т.е. та структура нравов, которым следовало то или другое первобытное племя. Если угодно, борьба из сферы чисто биологической стала перемещаться в сферу борьбы нравственных начал. Пример тому – “классические неандертальцы”. Как сказал один британский антрополог, по уровню интеллекта неандертальцы вполне могли бы стать студентами Оксфорда. Правда, из-за моего плохого знания английского, я не понял: был ли это комплимент неандертальцам или оценка уровня образования в Оксфорде!

Но так или иначе неандертальцы были вполне реальными претендентами на роль основателей современного общества. И это утверждение доказывают та же мустьерская культура, которая была создана неандертальцами, их наскальная живопись и т.д. Однако у них было одно “но”: неандертальцы, как показывает структура их черепов, были более агрессивными, чем победившие их кроманьонцы. На первых порах эта агрессивность им, вероятнее всего, помогала в борьбе с саблезубыми тиграми и охоте на мамонтов. Но, с другой стороны, они труднее усваивали табу, и их боевые дружины были менее дисциплинированными. В силу этого у людей из Неандерталя медленнее развивались полезные навыки и знания, было хуже оружие. В результате еще до начала неолита единственным представителем вида homo sapiens остался человек из Кро-Маньона. Отсюда все люди, ныне живущие на Земле, – потомки кроманьонцев, людей, которые биологически почти не отличались от нас.

Я хотел бы обратить внимание на еще одно удивительное свойство этого этапа антропогенеза. За относительно очень короткий промежуток времени после изгнания из африканского леса австралопитеки распространились на огромной территории. И по законам дивергенции в разных природных условиях у них возникло много подвидов. Антропологи располагают весьма подробными сведениями об их морфологии, технических средствах, которые ими создавались, и даже об образе их жизни.

Но в начале неолита все это разнообразие исчезло. На Земле остались только кроманьонцы. И это следствие не только борьбы между различными племенами и видами, о которой я уже говорил, но и еще одного события – третьей кардинальной перестройки эволюционного процесса, которую принято называть неолитической революцией.

Примечание.

Может быть, те различные виды неоантропов, о которых говорят антропологи, не были видами с точки зрения биологической классификации, т.е. они могли давать смешанное потомство (как различные виды собак или кошек). Если это так, то не все неандертальцы были уничтожены, и, может быть, во многих из нас течет кровь неандертальцев. Но, тем не менее, неандертальцы отличались от кроманьонцев значительно существеннее, чем различаются между собой сегодня живущие расы. Об этом говорит и относительно недавно обнаруженное различие в генетическом коде человека.

5. Неолитическая революция

Это событие почти недавнего прошлого – конец ледникового периода, начало голоцена: неолитическая революция закончилась 10–12 тысяч лет тому назад. Она также качественно изменила процесс развития рода человеческого, еще больше отделила людей от остального живого мира. Неолитическая революция послужила началом всех существующих ныне цивилизаций. Так же, как и революция в палеолите, которая перевела эволюцию человечества в новое русло общественного развития, новая перестройка имела “техногенный характер”, т.е. определялась развитием искусственных орудий.

В период неолита наши предки не только усовершенствовали технологию обработки камня, но и создали метательное оружие – копья, лук, стрелы. Эти изобретения многократно усилили эффективность охоты и другие возможности жизнеобеспечения первобытного общества. И человек немедленно пустил в дело вновь созданное оружие. Вероятно, так поступило бы любое животное.

Если в той или иной системе появляется вид-монополист, это трагично не только для экологической системы, но и для вида-монополиста. Максимальное использование своих возможностей, стремление к удовлетворению своего сиюминутного превосходства, увы, свойство не только животных. И судьбу монополиста нетрудно предсказать. Вид-монополист достаточно быстро исчерпывает пищевые возможности своей экологической ниши, экосистема начинает деградировать, и вместе с ней вид-монополист встречает свой экологический кризис. В этих условиях возможны два исхода. Первый – вид-монополист начинает деградировать вместе со своей экологической нишей и однажды погибает.

Но возможен и другой исход. Вид-монополист находит новую экологическую нишу, адаптируется к ее возможностям и начинает новый цикл своего развития.

С человеком всегда случалось именно так: человек, становясь монополистом, находил новую нишу и становился еще более грозным монополистом! Изобретение главным образом метательного оружия превратило в конце неолита нашего предка в “абсолютного” монополиста и вызвало новый кризис. Новая перестройка характера антропогенеза стала неизбежной. Человек мог легко исчезнуть с лица планеты, поскольку к этому времени вся планета стала его экологической нишей, его ойкуменой. Но этого не случилось: человек нашел новую экологическую нишу. Вернее, он сам ее создал!

* * *

Уже во времена палеолита первобытные люди стали качественно выделяться среди остальных животных: только у них власти биосоциальных законов была противопоставлена нравственность, только у них одних возник духовный мир, а значит, появились и другие ценности, отличные от сиюминутного выживания. Наконец, наши предки “предпочли” общественное развитие биологическому, чисто индивидуальному. Но во многом они оставались еще “детьми Природы”, не отличаясь от других хищников. Они жили охотой и вписывались в естественный круговорот веществ в Природе. Чем лучше было их оружие, чем лучше была организация коллективной охоты, тем больше у них было пищи и быстрее росла численность населения. И всякий новый прием в добыче пищи ими использовался со всей той эффективностью, на которую они были способны. В этом они (впрочем, как и теперь) как раз ничем и не отличались от обычных животных. Им было чуждо думать о будущем и анализировать его.

Неолит, т.е. эпоха быстрого совершенствования технологии обработки и использования камня, превратила биологический вид homo sapiens в хищников-монополистов: создание нового оружия (главным образом, метательного) поставило человечество вне конкуренции со стороны остальных хищников. И эти возможности человек немедленно использовал. По-видимому, за считанные тысячелетия практически полностью были уничтожены все мамонты и крупные копытные – основа рационов неолитических охотников. Технические достижения в очередной раз поставили человечество на грань катастрофы. Но теперь оно оказалось перед перспективой глобального голода, который, по-видимому, имел место почти на всей территории планеты.

Но эта же реальность – недостаток пищи и неизбежность глобального голода – породила еще одно следствие – жесточайшую борьбу за ресурс, и в первую очередь за оставшиеся охотничьи угодья.

И не случайно за время неолитического кризиса население Земли (за исключением зоны тропических лесов) сократилось, вероятно, раз в десять! Впрочем, эти оценки антропологов очень приближенные. Но уменьшение населения Земли в конце ледникового периода действительно имело место! Это показывает резкое сокращение количества неолитических стоянок, изученных антропологами, по сравнению с числом палеолитических стоянок.

Но вот однажды кризис был преодолен. Природа открыла человеку еще одну из своих тайн: он познал потенциальную возможность собственного жизнеобеспечения за счет искусственного кругооборота веществ. Люди научились возделывать землю и выращивать злаки. Это произошло вскоре после окончания ледникового периода, в самом начале голоцена. Так называется тот период межледниковья, в котором мы сейчас живем.

Родиной земледелия, по мнению Н.И. Вавилова, были речные долины “плодородного треугольника” на Анатолийском плато, на территории современной Турции, в истоках великих рек Ближнего Востока – Тигра и Евфрата. И эти догадки Н.И. Вавилова, великого российского биолога, ботаника и агронома, подтвердили современные раскопки. Во всяком случае, именно там возникла культура возделывания пшеницы. Это произошло 8–9, может быть, даже 10 тысяч лет тому назад. Во всяком случае, раскопки в Хаджиляре и Чатал-Куюке, сделанные американцами в 70-х годах, показали, что около 8 тысяч лет тому назад, т.е. за несколько тысячелетий до появления письменности, до возникновения великих государств древности – Египта и Шумера, в тех краях уже существовала развитая земледельческая цивилизация (Mellart J. The Neolithic of the Near Est. N.Y. 1975). И появление земледельческих поселений в Анатолии отделяет от первых фараонов такая же бездна лет, как и век фараонов от века атомного оружия! Может быть, такой факт еще отчетливее показывает скорость возрастания оснащенности человечества техническими средствами. При практической неизменности его чисто природных, биологических характеристик.

Позднее, с интервалом, вероятно, в несколько тысяч лет, на периферии земледельческого мира возникло скотоводство. Этот разрыв во времени и различие географических зон, где произошли описываемые события, чрезвычайно важны для понимания генезиса современных цивилизаций. Но это уже другая тема, и ей посвящена следующая глава. Скажу только, что это одна из причин того резкого разграничения цивилизаций на традиционные и “техногенные”, которое наблюдается и в современном мире. И одна из причин того, что дивергенция видовая (биологическая), характерная для палеолита, сменилась дивергенцией цивилизационной. И не случайно, что именно Ближний Восток сделался одним из центров формирования цивилизаций традиционного типа. Их рождали, прежде всего, географические и климатические особенности этой части Евразийского суперконтинента.

* * *

Название этой главы я завершил вопросительным знаком, а затем описал три катастрофические перестройки. А заключить главу я хочу утверждением о том, что действительно после каждой из этих катастроф возникала “новая планета” со своими особенностями планетарной жизни. Каждый раз непредсказуемая эволюция рождала новые формы организации живого вещества и особенности его развития. Организация планетарной жизни претерпевала качественные изменения. И каждая из этих катастроф была очередной ступенью восхождения ЖИЗНИ по пути становления Разума. Первая бифуркация вырвала из животного мира один из его видов, который оказался способным не просто развить свой мозг, но и начать создавать искусственные орудия и покорять огонь. На Земле возникла “вторая природа”, целенаправленно создаваемая представителями живого мира. Планета обогатилась новыми возможностями развития.

Вторая бифуркация привела к возникновению качественно нового образа поведения живого вещества. На Земле утвердился живой вид, создавший основы нравственности, вид, который “отказался” от чисто биологического совершенствования во имя развития общественных форм организации, во имя создания нового типа памяти и, в конечном итоге, во имя создания Коллективного Интеллекта, о чем мне придется еще рассказывать в последующих главах.

Наконец, третья бифуркация, когда человек снова оказался на пороге своего исчезновения с лица планеты, ознаменовалась созданием искусственных биосистем. Возник новый тип эволюционного развития, а у человечества возникла частная собственность и новые стимулы для своей активности – началась эра современных цивилизаций.

Таким образом, за сравнительно короткое время, за четвертичный период, по меньшей мере трижды происходило качественное изменение характера эволюции биосферы, и каждый раз это были ступени по пути восхождения к Разуму.

И на каждой ступени возникала “новая планета”!

Будет ли продолжен этот путь?

Глава третья. РОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
И ПРИБЛИЖЕНИЕ НОВОГО КРИЗИСА

1. Рождение современных цивилизаций

Итак, в конце неолита человек сделался абсолютным монополистом в мире живого и пережил свой неотвратимый экологический кризис. Он преодолел этот кризис, создав новую экологическую нишу. И с тех пор вся дальнейшая история нашего биологического вида – это непрерывный рост степени монополизма человека в мире живого. С начала голоцена человек навсегда сделался монополистом. А это значит, что человек в его современном обличии обречен на неизбежность новых экологических потрясений. Переступив порог неолитической революции, человек сразу же вступил в период назревания нового общепланетарного экологического кризиса.

Посмотрим, как развивались события.

* * *

Неолитическая революция означала новый поворот в истории становления рода человеческого. И в результате революции люди еще на один шаг отдалились от остального живого мира: человек начал целенаправленно формировать искусственный кругооборот веществ в Природе или, как мы говорим, формировать искусственные биогеохимические циклы, неведомые остальной Природе. Вначале они были связаны только с агроценозами, т.е. с земледелием и скотоводством, но вскоре человек начал включать в кругооборот веществ то, что было накоплено биосферами былых времен. Сначала это были металлы, а позднее и захороненные углеводороды – уголь, нефть, газ, сланцы. В послевоенные десятилетия человек добрался до святая святых планеты – до тех запасов радиоактивных веществ, которые она получила при своем рождении; эти вещества, чуждые биосфере, тоже оказались вовлеченными в кругооборот веществ. И чем дальше идет развитие человека, тем большую роль играют эти искусственные кругообороты в судьбах планетарного сообщества и самой планеты. Они изменяют структуру биосферы, не меняя, однако, логики ее развития.

Вот тогда, в начале голоцена, после неолитической революции и задолго до появления письменности, т.е. писанной истории, началась современная история – история “производящей” цивилизации, вернее, – цивилизаций! Именно потому, что в разных регионах планеты возникали разные цивилизационные особенности. Но основные принципы, лежавшие в основе этих цивилизаций (может быть, уже и мировоззрение), заложенные в людей за 4–5 тысяч лет до появления первых египетских иероглифов и шумерской клинописи, и тем более до начала писанной истории, не только живы еще и сейчас, но даже теперь, на грани нового тысячелетия, определяют характер мышления человека и его восприятие Природы. И действия людей как по отношению друг к другу, так и по отношению к Природе не очень существенно изменились с тех времен, что еще важнее. Вероятно, уже в далекие времена формирования цивилизаций были заложены те основы взаимоотношения личности и общества, которые так различны в разных цивилизациях.

Человек голоцена во многом уже был иным, отличным от человека конца палеолита. Общество тоже сделалось совсем иным. И самое главное – у человека голоцена уже возникла собственность, а вместе с ней пришли и новые потребности, которые были неведомы первобытным охотникам и собирателям. У человека голоцена уже был другой менталитет: он по-другому смотрел на мир и ждал от него другого! С появлением земледелия и скотоводства труд человека мог обеспечить гораздо больше, чем было необходимо для его непосредственного выживания. У него появились и новые потребности, и возможность использовать труд других людей для их обеспечения.

Бесконечно расширились знания человека об окружающем мире. Люди научились перестраивать Природу и приспосабливать ее под свои сиюминутные потребности. Если биологическое развитие индивидуума и совершенствование его мозга практически остановились несколько десятков тысяч лет тому назад, то Коллективный Интеллект продолжал развиваться все ускоряющимися темпами, создавая все новые и новые возможности “подчинения” стихийных сил своим непосредственным интересам.

Несмотря на то что человек уже далеко отошел от остальных обитателей общего дома – биосферы, несмотря на то, что возникли наука и искусство, в одном отношении человек оказался подобен всем живым видам: биосфера для него оставалась “окружающей средой” – безграничной емкостью, резервуаром, откуда он мог черпать все то, что для него было необходимым (и даже без прямой необходимости), сбрасывая в Природу все то, что ему было не нужно или уже использовано, без всяких мыслей об “окружающей среде”…

И такое отношение к Природе сформировало на протяжении многих тысячелетий образ мышления, представляющий теперь основную опасность для того пути восхождения к Разуму, который в начале четвертичного периода выбрали наши предки – “изгнанники из леса”. Человек до самого последнего времени не замечал, что Природа из фона, на котором разворачивалась история, постепенно превращается в ее действующий персонаж, все более и более могущественный. И самим этим фактом, и бездумной эксплуатацией богатств биосферы человек ставит себя во все большую и большую зависимость от природных факторов. Подумаем, что станет с нашей цивилизацией, если сегодня вдруг исчезнет возможность использовать углеводородное топливо!

И такое отношение к Природе, такое ее восприятие укоренилось в мировоззрении людей и вошло в философию и, как это ни грустно, – в религии. “Не думай о хлебе насущном, придет день и Я дам его тебе”, – что-то подобное говорится даже в Священном писании, так же как и “живите и размножайтесь”. Поэтому, станем ли мы удивляться, что принцип Френсиса Бэкона: “Наука нужна для того, чтобы покорять Природу и ставить ее силы на службу человека”, – определил все наши с ней взаимоотношения, нашу философию и что в советское время восторжествовал мичуринский принцип: “Мы не можем ожидать милостей от Природы, взять их у нее – наша задача”.

Итак, все имеет и свою оборотную сторону: с развитием техносферы росли не только могущество цивилизации, но и зависимость человека от Природы. Стремление покорять и владеть делает нас зависимыми от того, что мы покорили и чем владеем! Представим себе на минуту, что завтра иссякнут даже не запасы углеводородного топлива, на котором держится вся наша современная цивилизация, а иссякнут запасы минеральных удобрений, на которых ныне основывается производительность нашего сельского хозяйства.

Итак, в результате неолитической революции родились современные цивилизации, которые начали активно изменять не только природные условия, но и саму структуру естественного кругооборота веществ в Природе. Эта структура стала меняться все быстрее и быстрее по мере развития производительных сил общества. И дело дошло до того, что сейчас она заметно меняется даже в течение жизни одного поколения. Человек, по точному выражению В.И. Вернадского, стал “основной геологообразующей силой планеты”, и его “монополизм” с развитием науки и техники бесконечно усилился.

Этот факт может иметь самые негативные последствия, если люди не смогут разработать, а главное – принять необходимую систему “антимонопольных законов”! И качественно изменить свои взаимоотношения с остальной Природой.

Есть еще одна опасность, с которой уже столкнулось человечество: условия его жизни, особенно развитие “второй природы”, т.е. технических возможностей человека, растут неизмеримо быстрее его миропредставления. Другими словами, духовная составляющая его бытия эволюционирует гораздо медленнее составляющей материальной. Я об этом уже сказал, говоря об отношении человека и Природы. Но это проявляется во всех сферах жизни, в религии, в искусстве и т.д., особенно остро – во второй половине нашего века. Отсюда, как следствие, деградация моральных основ общества, снижение уровня духовной культуры…

Мне кажется особенно опасным непонимание необходимости роста личной ответственности каждого человека за происходящее на планете, а также формирования ответственного гражданского общества. Это сложная и трудная проблема, мало изученная обществоведами. Еще в начале голоцена, несмотря на формирование института собственности, индивидуальность человека была погружена в единство социальной ячейки – семью, род. Главенствовало понятие “МЫ”, а не “Я”. Это и понятно: выжить мог только коллектив – род, семья. Но с появлением собственности растет и обособление индивида, начинается становление индивидуального сознания. Однако этот процесс идет значительно медленнее, нежели развитие институтов собственности. Это очень хорошо показано академиком Б.В. Раушенбахом в его анализе особенностей античного искусства. Собственно говоря, настоящее выделение “Я” – “Я” как самоценности и самозначимости – произошло только в пятом веке до нашей эры в античной Греции. Это представление утвердила замечательная плеяда философов – Демокрит, Сократ и многие другие.

Но это была лишь констатация факта огромного потенциала отдельной личности как таковой. И дальнейшее развитие цивилизации можно рассматривать как процесс материализации этого потенциала. И эпоха Возрождения, и стремление в космос, и многое другое – все это звенья одной цепи. На этом же пути были и Реформация с ее этикой протестантизма, и рост индивидуализма с его крайними проявлениями. Но не было одного, жизненно необходимого сегодня человечеству, – возникновения чувства ответственности каждого за все! А без этого все разговоры о преодолении грядущего экологического кризиса чем-то очень напоминают “кухонные разговоры” диссидентствующих гуманитариев 70-х годов.

Но вернемся к нашей теме.

ЗАВТРЕШНЕГО ДНЯ 1917 — 1993 (Свободные размышления) ]

3. Новый глобальный кризис

В конце неолита человек сделался монополистом в мире живого, сохранив, однако, основные черты своей природы, своего характера, своих устремлений к сиюминутному успеху, свою агрессивность, которые были свойственны людям предшествующих эпох. И с успехами цивилизации происходит лишь дальнейший рост монополизма, в опасности которого подавляющее большинство людей не отдают себе отчета. Значит, человечество ожидает новый экологический кризис. Он становится проклятием современных цивилизаций.

Повторю еще раз: я думаю, что потенциал развития современных цивилизаций, родившихся в результате неолитической революции, и возможности экологической ниши, занятой человечеством в начале голоцена, уже исчерпаны или близки к исчерпанию. Это означает, что следование тем принципам и ценностям, утвердившимся после неолитической революции, которые определяли развитие общества, может иметь для человечества самые трагические последствия. Человечество подошло к необходимости очередной перестройки характера своей эволюции, ее механизмов. И снова, как и в палеолите, когда был изобретен каменный топор, и в неолите, когда люди создали метательное оружие, основной причиной кризиса оказывается несоответствие поведения человека тем техническим возможностям второй природы, которые открывает цивилизация. И каждый раз эти противоречия раскрываются по-своему.

На этот раз барьером для дальнейшего развития рода человеческого оказываются “родовые метки питекантропа” – несоответствие его мироощущений и генетического наследия охотников за мамонтами (прежде всего агрессивности), несоответствие могущества современной цивилизации здравому смыслу общества, несоответствие беспредельно растущих материальных потребностей человека и ограниченных ресурсов оскудевающей планеты и отсутствие представления об ответственности каждой личности за судьбу планетарного сообщества. В какой уж раз в истории антропогенеза развитие технических возможностей оказывается несогласованным как с возможностями Природы и ее законами, так и с биологическими особенностями человека. Необходимы новые табу, и, как это ни парадоксально звучит, необходимо изменение самого характера эволюции homo sapiens и общественной организации этого биологического вида. Такова логика этого природного процесса самоорганизации – развития человечества! Но сейчас появляются и качественно новые обстоятельства.

После неолитической революции на планете утвердились институты собственности. А вместе с ними возник и рынок. Это типичный механизм отбора, учитывающий лишь сиюминутную выгоду. Он отвечает тем генетическим особенностям человека, которые были в него заложены миллионнолетиями эволюционного процесса. Разум с его способностями предвидеть возможные следствия своих действий не был включен в основу эволюционного механизма. Однако теперь этот механизм может привести только к общепланетарной катастрофе. Необходима новая организация общественной жизни и ее механизмов, которые придают этому рынку горизонт предвидения. А значит, и определенную систему ограничений. Если это случится, то человечество сделает еще один шаг по ступеням восхождения к Разуму.

Я не случайно подробно рассказывал и о кризисе раннего палеолита, и о неолитической революции: возможно, что далеко не единожды человечество переживало похожую трагедию, когда, например, воспользовавшись мощью нового оружия, наши неолитические предки весьма быстро уничтожили и съели то, что составляло основу их существования. А результат – глобальный экологический кризис и десятикратное уменьшение населения

Земли. Теперь происходит нечто подобное: неолитический кризис нас ничему не научил. И в нынешнее время мы находимся на грани нового экологического кризиса, и что очень существенно, – общепланетарного масштаба.

О неизбежности и характере такого кризиса (точнее – грядущей катастрофы) уже много говорят и много написано. Я просто перечислю некоторые общеизвестные факты без особых пояснений.

Первое

– ожидаемое потепление климата из-за выброса в атмосферу СО2 и других “парниковых” газов. Парниковый эффект состоит в том, что водяные пары, углекислота, метан и другие газы, пропуская на Землю высокочастотное излучение Солнца, задерживают тепловое излучение Земли. В результате средняя температура планеты повышается.

О парниковом эффекте говорят больше всего, хотя его последствия неоднозначны и дискуссионны: расчеты говорят о его неизбежности, но наблюдаемое сегодня повышение средней температуры (0,3–0,6 градуса), хотя и совпадает с предвычисленными, но находится в пределах естественной изменчивости климатических характеристик. Но если потепление все же произойдет, то его последствия, как показывают наши расчеты, в целом (для планеты) будут отрицательными. Главное – изменится структура атмосферной циркуляции: она станет менее активной, уменьшится западный перенос влаги, что приведет к повышению уровня засушливости основных житниц планеты: аридные зоны станут более засушливыми (а влажные более влажными). Как показывают расчеты, можно ожидать, что продуктивность основных житниц планеты – великих степей Евразии, Средиземноморья, кукурузного пояса Северной Америки и других – может сократиться к 2050 году на 20–25%. Добавим, что при этом полярные льды начнут таять. А это приведет к повышению уровня океанов, что тоже немаловажно.

Если сценарий развития промышленности сохранится, то заметных климатических сдвигов можно ожидать уже через поколение. Заметим, что подобная отрицательная оценка носит глобальный характер. Для отдельных стран такие климатические изменения могут оказаться и положительными (например для России и ряда стран Северной Европы).

Второе

– происходит непрерывное сокращение биоразнообразия, что чревато уменьшением запаса стабильности биосферы как сложной системы. Эта оценка общепринята. И комментарии здесь излишни.

Третье

– урбанизация, потребление наркотиков, загрязнение окружающей среды не только меняют к худшему условия жизни и здоровье людей, но и ухудшают генофонд человечества. Проблеме урбанизации и появлению мегаполисов будет посвящен специальный раздел. Оценка этой проблемы трудна и неоднозначна.

Четвертое

– в полный рост поднимается мальтузианская проблема. Но теперь ее надо понимать шире, чем две сотни лет назад, когда о ней впервые заговорил знаменитый английский монах, точнее – пастор англиканской церкви. Сейчас речь идет не только о грядущем исчерпании продовольственных ресурсов, хотя и здесь происходит непрерывное оскудевание планеты: из-за нашей непродуманной и недисциплинированной деятельности потеряна значительная часть гумуса почвы (по некоторым оценкам, до 30%), а отсюда – уменьшение естественного потенциала земледелия.

Прокормить стремительно растущее население непросто, а в ближайшей перспективе сделается просто невозможным, даже с учетом гипотетических успехов нашей агрономической науки. К этому сходятся мнения большинства специалистов, хотя есть и другие оценки. Не менее трагичные последствия нас ожидают в связи с исчерпанием запасов углеводородного топлива, ряда металлов и т.д. Другими словами – несоответствие потребностей рода человеческого возможностям планеты удовлетворить эти потребности ставит под угрозу само существование рода человеческого. Тем более, если представить всю грядущую остроту борьбы за ресурсы, которая, если не принять превентивных мер, неизбежна.

Но самым опасным и трагичным для человека может оказаться потеря стабильности биосферы (нарушения извечного хода событий), возможность перехода биосферы в некое новое состояние, в котором ее параметры исключат возможность существования человека. Эта опасность, как мне представляется, еще плохо осознается всеми людьми, в том числе учеными.

В конце 70-х годов для изучения биосферы как целостной системы в Вычислительном центре Академии наук СССР была создана вычислительная система, т.е. серия связанных между собой математических моделей, способных имитировать функционирование биосферы и исследовать ее реакции на человеческую деятельность. В единую систему были связаны математическая модель динамики атмосферы, океана, образование облачности, выпадения осадков, образование ледяного покрова, углеродный цикл биосферы и т.д. Это позволяло изучать взаимозависимость отдельных компонентов биосферы, и самое главное – изучать количественно реакцию биосферы на ту или иную деятельность человека.

В начале 80-х годов мы провели серию компьютерных экспериментов, позволивших увидеть, как будет перестраиваться биосфера под действием резких и сильных воздействий человека, например в результате крупномасштабной ядерной войны и сопутствующих пожаров. Меня больше всего интересовала даже не сама “ядерная ночь” и “ядерная зима”, демонстрация моделей которых произвела шоковое впечатление на общество, а конечное состояние биосферы (некое новое состояние квазиравновесия), в котором она снова начнет жить после катастрофы. Этот вопрос носит совершенно принципиальный характер, поскольку он позволяет в какой-то степени прояснить, в какие новые состояния может перейти биосфера, явно теряющая свою стабильность.

Так вот, оказалось, что конечное состояние биосферы, которое установится после катастрофы, будет качественно отличаться от современного – биосфера не вернется в свое исходное состояние (эти расчеты частично изложены в коллективной монографии: Моисеев Н.Н., Александров В.В., Тарко А.М. Человек и биосфера. Наука. 1986). И это новое состояние не будет пригодно для жизни человека.

Я не буду приводить цифры – эксперименты на таких моделях очень несовершенны, но они показывают общую тенденцию и дают мне основание высказать гипотезу, о которой я впервые сказал более 10 лет тому назад: если сегодня не принять специальных мер, не изменить характер нашей цивилизации, (т.е. систем ценностей, которые определяют деятельность людей), то теряющая стабильность биосфера, даже без шоковых воздействий человека, перейдет в состояние, непригодное для его жизни. К сожалению, проверить эту гипотезу и найти допустимые границы спонтанных воздействий на биосферу, сохраняющих ее параметры в границах, которые допускают существование человека, мне не удалось по причине общего развала работ в Советском Союзе и, соответственно, в Академии наук СССР. После трагедии распада Союза произошла эмиграция квалифицированных сотрудников, прекратилось финансирование фундаментальных работ и т.д. Хотя и сегодня созданный инструмент (т.е. вычислительная система) находится в состоянии, годном для проведения компьютерных экспериментов. (Поддержать систему в рабочем состоянии – это максимум того, что может сделать Вычислительный центр бывшей Академии наук СССР.)

В заключение необходимо заметить, что потерю стабильности биосферы вряд ли можно отождествить с экологическим кризисом: кризис можно пережить, найти из него выход, а возврата биосферы в состояние, пригодное для жизни человека, быть не может! Вот почему эта особенность взаимодействия Природы и общества грозит особыми потенциальными опасностями. Конечно, эта опасность потенциальная, я бы даже сказал, пока – умозрительная, она не видна не только обывателю (загрязнение или исчезновение лесов), но и малопонятна многим исследователям, которые не занимались специально проблемами самоорганизации сложных открытых систем, далеких от термодинамического равновесия.

Однако проведенные компьютерные эксперименты и непрерывно возрастающее могущество цивилизации заставляют отнестись к этой проблеме со всей серьезностью.

Примечание.

Можно привести некоторые соображения, которые косвенно подтверждают мою гипотезу об уменьшении запаса стабильности биосферы и приближении ее состояния к границам неустойчивости. Известно, что углекислота является пищей для растительного мира. В течение ХХ века концентрация углекислоты в атмосфере возросла более чем на 20%. В нормальных условиях это должно было бы привести к заметному увеличению общего объема фитомассы. Однако этого не произошло. Последнее обстоятельство указывает на то, что компенсационные механизмы биоты стали ослабевать! Или их уже недостаточно для компенсации антропогенных возмущений!?

* * *

Подведем некоторые предварительные итоги. Еще полтора-два десятилетия тому назад люди считали главной опасностью, подстерегающей человечество, прежде всего возможную ядерную войну. Советские, а позднее и американские расчеты показали, что после крупномасштабной ядерной войны биосфера перейдет в некоторое новое состояние, которое получило название “ядерной зимы” и “ядерной ночи”. В этом состоянии распределение температур, уровень радиации и ряд других характеристик исключат возможность существования человека и других высших животных.

ЗАВТРЕШНЕГО ДНЯ 1917 — 1993 (Свободные размышления) ]

ДНЯ 1917 — 1993 (Свободные размышления) ]

4.3. Бездумное развитие мегаполисов недопустимо

Итак, сегодня формирование мегаполисов – стихия. И ее неконтролируемое проявление может быть очень опасным. (Как и рынок, не контролируемый гражданским обществом и государством.) И так же, как без рынка, общество не может прожить без мегаполисов. Но надо помнить, что, как и со всякой стихией, борьба с мегаполисами и безнадежна, и опасна. Еще в 1844 году Болеслав Трентовский в своих лекциях по философии кибернетики, которые он читал в университете города Фрайбург, сформулировал “принцип кормчего”. Он говорил о том, что процессы, протекающие в обществе, – это стихия и умный “кибернет” – так, следуя древним грекам, он называл управляющего (отсюда слова губернатор, governmеnt – правительство и т.д.) – не должен, подобно кормчему, противиться стихии. Он должен изучить ее, изучить ветры и течения, чтобы с помощью стихии довести свой корабль до желаемой гавани. Вот почему и мы должны изучить “стихию мегаполисов”, ее движущие силы и подводные течения. И научиться использовать тенденции, породившие мегаполисы, во благо, а не во вред человечеству. И понимать, что допустимо и на какие особенности жизни мегаполисов должен быть наложен запрет.

Причины подобной концентрации населения очевидны: в больших городах общественная производительность труда выше. А это главный критерий, управляющий общепланетарным РЫНКОМ. И пока мы живем в МИРЕ ТНК – транснациональных корпораций, пока рынок правит бал, т.е. пока наше общество следует той системе ценностей, которые возникли в процессе утверждения современного общества потребления, рост мегаполисов будет неизбежным.

Но одновременно мы видим множество труднейших проблем и опаснейших процессов, возникающих вместе с ростом городов. В основном говорят об экологическом неблагополучии жизни в крупных городах. Это и загрязнение воздуха и воды, рост профессиональных заболеваний и, наконец, может быть, самая трудная проблема – очистка городов от отбросов. Подобным проблемам посвящено уже множество работ, постановлений государства и прочих, облеченных властью структур. Но города неумолимо растут, и столь же неумолимо, еще быстрее растут проблемы, вызванные этим

4.4. Мегаполисы как эффект кооперативности

Еще раз надо признать истину: постепенное укрупнение городов и рождение мегаполисов – такой же естественный эволюционный процесс, как развитие промышленности, появление ТНК, как развитие средств связи и т.д. В крупных городах выгоднее (эффективнее) делать бизнес, организовывать производство, торговлю, легче создавать образовательные комплексы и прочая, и прочая. Кроме того, в мегаполисах возникают свои внутренние рынки, резко удешевляющие многие торговые операции, позволяющие ограничить перевозки дешевых и габаритных товаров.

Вот почему мегаполис как форма организации производственной жизни общества более эффективен с точки зрения экономики. В мегаполисах выше общественная производительность труда – главное мерило всех современных организационных новинок – и проявляется она естественным образом. Отсюда, пока мы живем в МИРЕ ТНК, в условиях непрерывной и жестокой конкуренции, мире, в котором научно-технический прогресс и уровень общественной производительности труда определяют успех страны на мировом рынке, мегаполисы будут расти до того естественного предела, который опять-таки станет определяться общественной производительностью труда, т.е. рынком. Здесь не должно быть иллюзий. Жизнь в экологически “чистых деревнях”, как об этом мечтают, особенно в США, будет уделом немногих. Немногих даже из тех, кто будет принадлежать к жителям стран, приближенных к “золотому миллиарду”! А что говорить об остальных?!

Концентрация людей, появление больших городов – явление не сегодняшнего дня. С того момента, когда возникла и стала развиваться современная присваивающая цивилизация, рост городов сделался неотвратимым явлением. Концентрация людей началась очень давно: так жить безопаснее и дешевле – с меньшими затратами усилий можно обеспечить необходимое благополучие и безопасность. А наша цивилизация так устроена, что элемент выгоды является пока определяющим в формировании образа жизни. Вопросы здоровья, удобства жизни и многие другие отходят, чаще всего, на второй план. Поэтому дальнейшее развитие мегаполисов представляется неизбежным до тех пор, пока наша цивилизация не исчерпает своих возможностей обеспечивать дальнейшее развитие рода человеческого тем образом жизни, который начал формироваться на излете неолита. Наблюдаемый сегодня рост городов и образование мегаполисов – это лишь естественное развитие процесса, начавшегося еще на заре голоцена.

Первые города, как показывают американские раскопки в Анатолии, в верховьях Тигра и Евфрата, появились за 8–9 тысяч лет до Рождества Христова (раскопки города Чатал-Куюк и др.) И это были не поселения типа деревень, а города в современном смысле этого слова. Там жили не только крестьяне, обрабатывающие землю (таких, видимо, было большинство), но и ремесленники и купцы. Город – это естественный продукт кооперации, объединения людей и разделения труда – одного из тех начал, которые лежат в основе любых эволюционных процессов.

Процессы концентрации людей резко усилились после первой промышленной революции, когда организация производственной (главным образом промышленной) деятельности сделалась основой жизни людей. Города всегда были средоточием образовательной, а значит, и культурной, деятельности – источником новых идей и новых технологий.

ЗАВТРЕШНЕГО ДНЯ 1917 — 1993 (Свободные размышления) ]

4.6. Одиночество в мегаполисах

Растущая концентрация людей приносит не только экономические блага, но и несет с собой много трудностей (и уродств), деформируя личность и духовный мир человека. Я не буду говорить об экологической неполноценности нашей городской жизни – о загрязнении воздуха и воды, об уборке мусора и т.д. Этим вопросам посвящено уже множество работ. И в этой сфере существует определенное понимание. В богатых странах многое делается для исправления данного положения. Более того, можно думать, что уже в ближайшие десятилетия проблемы очистки городов будут в основном разрешены. Особенно с ростом образованности и общей культуры.

Меня гораздо больше беспокоит другое – сам человек, влияние городской жизни на человека. Задумаемся о человеке – человеке, живущем в городе, о его судьбе. По моему мнению, это самый главный вопрос, от которого зависит не только будущее мегаполисов, но и общества в целом. Это тот аспект концепции “sustainable development”, который совершенно выпал из всех национальных документов и не обсуждается на уровне Организации Объединенных Наций. А именно в его решении, может быть, и находится ключ к будущему.

Дело в том, что жизнь в мегаполисах необратимо меняет человека, его восприятие Природы, меняет его “психическую конституцию”, весь его духовный мир. Об изменении стереотипа жителя мегаполиса экологи почти не говорят. А изменения менталитета жителей мегаполисов, их системы ценностей, понятий добра и зла, как мне представляется, и есть главная опасность для будущего человечества. Изменение системы духовных ценностей противоречит изначальной сущности человека. Она даже страшнее накопления диоксинов (хлорорганических соединений), которые влияют на генетические свойства человека.

Дело в том, что условия жизни в больших городах противоречат генетической приспособленности человека. Наш предок был существом общественным, и он никогда не жил в одиночку. И уже на заре своей истории (вернее – антропогенеза) люди жили либо отдельными большими семьями (родами), либо небольшими общинами, где каждый был на виду у остальных членов сообщества, помогал и контролировал другого. Кроме того, жили люди не в условиях конкуренции и соревновательности, а в относительной взаимной доброжелательности и взаимопомощи – иначе было очень трудно прожить; кооперативное начало проявлялось именно во взаимопомощи. Они жили в условиях “МЫ”, а не “Я”. Все это создавало определенный психологический стереотип и тот психический настрой, который служил источником здоровья, и физического, и психического. И даже гораздо больше – развивал чувство близости, единства людей между собой и в гармонии с Природой. И такой образ жизни продолжался, по меньшей мере, пару миллионов лет (а может, и больше). И, по-видимому, многое теперь уже оказалось закодированным в генетической памяти человека. Во всяком случае, не только ощущение собственного “Я”, но и потребность в осознании необходимости своей принадлежности к некоторому “МЫ”.

Подтверждение тому – искусство, особенно музыка и живопись. Они всегда отражали чувство прекрасного и доброты: мелодичная музыка, зовущие к себе пейзажи и одухотворенные лица на старых картинах. Искусство стремилось показать то лучшее, что окружает человека и есть в человеке. Не любоваться уродством, а осудить то, что следует осуждать, согласно тем стандартам, которые пришли к человеку в момент его появления на свет и впитаны с молоком матери в буквальном смысле этого слова. То есть стандарты, которые выработались миллионнолетиями жизни homo sapiens.

Теперь многое иначе – огромное сосредоточение людей, жизнь вдали от Природы в каменных ущельях. И, кроме того, это жизнь “в одиночку”, несмотря на давку в общественном транспорте: в современном городе человек предоставлен сам себе в гораздо большей степени, чем это было раньше. Человек перестал быть “наблюдаем”, он безразличен окружающим, и они ему тоже безразличны. Чаще всего они просто помеха или конкуренты в его повседневной жизни. Люди, как правило, даже не знакомы с теми, кто живет с ними на одной лестничной клетке.

Все подобные обстоятельства способны существенно менять не только взаимоотношения людей, их внутренний мир, но и саму психическую структуру человека, а значит и характер его дальнейшей эволюции. И действительно, то, что сейчас происходит, и то, что мы наблюдаем в обществе, это не просто смена образа жизни. Это результат глубокого противостояния естества человека и городской реальности, он борется с ними, может быть, даже не осознавая этого, ибо эти противоречия рождают то, что человеку биологически не свойственно: пьянство, наркомания, хулиганство – не лихость молодого человека или не умеющего себя контролировать, управлять поведением молодого организма, а злобный протест, рождающий преступления. Уродуется духовный мир: музыка превращается в какофонию, песни – в тарабарщину, а живопись – в поиск уродливых и бессмысленных сюжетов, отражающих собственную бесперспективность. Телевидение – великое благо, рожденное гением человека, но его развитие определяется не общественной целесообразностью, а рынком и не контролируется гражданским обществом. Оно становится все отвратительнее, будит в человеке агрессивность против ближнего своего. Все более и более опасным для будущности человека становятся нынешние проявления пропагандируемых стандартов. Стремление к доброте, к поискам красоты оказывается за пределами того, к чему люди сегодня стремятся, зомбированные не только условиями жизни в городах, но и средствами массовой информации, потерявшими чувство ответственности и рождающими опаснейшую положительную обратную связь, разрушающую духовный мир человека.

Постепенно исчезают доброта и коллективная доброжелательность, что было всегда присуще человеку. Во всяком случае, в малых коллективах.

Причем это имело место относительно недавно, почти на нашей памяти. Правда, некоторые творцы научного коммунизма подобный образ жизни называли идиотизмом деревенской жизни! А может быть, именно деревня была постоянным источником индивидуумов, поддерживающим здоровье нации – любой нации!

И на этом фоне расцветают различные секты – секта Муна, например. Успех этих псевдоцерквей – следствие дефицита общения, отсутствия взаимной доброжелательности и, разумеется, слабости и архаичности традиционных церквей, превращающих богослужение в выполнение серии ритуалов, сформировавшихся еще в те времена, когда люди жили в деревнях. И не отвечающих современным потребностям горожанина, особенно жителей мегаполисов.

4.7. Новая парадигма.

Приняв неизбежность роста мегаполисов и тот факт, что в наступающем столетии основная масса жителей будет сосредоточена в крупных городах, общество должно сформировать определенную стратегию, которая должна стать составляющей программы “sustainable development”, стратегию, способную, сохранив основные преимущества жизни в городах, в максимальной степени уменьшить негативные последствия такой жизни. С чего начать, какова должна быть эта СТРАТЕГИЯ?

Я уже говорил о том, что многие обстоятельства, связанные с ростом городов, уже понимаются обществом и многое делается, особенно в богатых странах. Но эта активность носит конкретный (локальный) характер, ориентированный на преодоление отдельных экологических последствий городской жизни. Как ни важны локальные мероприятия, проводимые руководством городов и общественностью, решить основные трудности и противоречия мегаполисов в рамках современных жизненных укладов, по моему глубокому убеждению, невозможно. Мегаполисы в том виде, как они сегодня существуют, это одно из проявлений того глобального общепланетарного кризиса, который надвигается на человечество и сигнализирует об исчерпании потенции цивилизаций, зародившихся на заре голоцена. И глубинная суть этого кризиса состоит в несоответствии природы человека, его потребностей и того образа жизни, который навязан цивилизационными нормами, и прежде всего экономическими условиями. Структура самих мегаполисов и особенности жизни в них являются ярким проявлением того несоответствия, о котором я говорю в этой книге.

Я убежден, что преодолеть все те скверны, которые нарастают вместе с ростом городов и образованием мегаполисов, как и остальные проявления общепланетарного кризиса, можно только в рамках новой цивилизации, новой структуры социальных отношений, смены основных ценностей. Но на это уйдут не годы и даже не десятилетия. Должна произойти смена многих поколений, и постепенно под давлением жизненных условий, которые будут становиться все более и более суровыми, произойдет смена самого образа жизни и структуры ценностей, которые определят новое русло человеческих устремлений.

Сейчас глупо искать альтернативу городской организации человечества, поскольку она – следствие его социальной организации, экономических условий и существующей, утвердившейся за десять тысяч лет системы ценностей. Вне зависимости от нашей воли и высоких решений города будут расти. Концентрация людей все равно будет увеличиваться, ибо этот процесс рожден законами – социальными законами общества, по которым мы сейчас живем. Точнее, он следствие тех законов, которые управляют нашей жизнью, которые возникли сами собой, как результат эволюции, или самоорганизации, что одно и то же. И пересматривать, менять их, следуя нашим сегодняшним взглядам, надо крайне осторожно, даже если мы и способны это делать, ибо мы не знаем последствий возможных альтернатив. И нет ничего опасней социальной инженерии – мы уже дважды в этом убеждались на практике нашего государства.

Надо декретировать лишь только то, что необходимо для обеспечения ЖИЗНИ, для предотвращения катастрофы. И то, что нами уже понято, что является эмпирическим обобщением.

Но тем не менее и сейчас, пока еще нет общей стратегии, нельзя сидеть сложа руки, надо что-то делать, и начинать надо с простейшего, с того, что понятно всем, что доступно каждому – с экологического, медицинского, инженерного обеспечения города. К этому вопросу я вернусь чуть ниже.

4.8. Основная аксиома. Ее некоторые следствия

Одно очевидно – сказанное не означает, что мы должны сидеть и, опустив руки, “ждать у моря погоды”: человек обрел разум и волю не для того, чтобы пассивно воспринимать происходящее, а чтобы, зная возможные угрозы, стремиться их избежать. Разум человека уже включен в процесс самоорганизации, и этот факт должен быть использован с предельной эффективностью. И в этом смысл программы “sustainable development”, которая должна стать первым шагом к реализации основной аксиомы будущего существования человечества – аксиомы о необходимости обеспечения коэволюции человека и биосферы.

Если мы примем аксиому о коэволюции, даже на чисто интуитивном уровне, без подробной расшифровки ее биологического и социального содержания, то из нее уже следует необходимость по меньшей мере двух форм деятельности, непосредственно относящихся к проблеме мегаполисов. Эти формы деятельности совершенно очевидны, но, к сожалению, до сих пор они если и реализуются, то только на словах.

Но именно с этого очевидного и надо начинать, не мудрствуя лукаво. Ибо то, что будет сказано ниже, не требует каких-либо серьезных социальных перестроек и реализуемо в рамках современного образа нашей жизни.

Первое: соблюдение принципа природной рациональности.

Это означает такую организацию города и жизни в городе, которая была бы, по возможности, согласована с жизнью окружающей Природы. Если угодно, следовала бы логике Природы! Уже отсюда вытекают многие конкретные требования к человеку – создателю мегаполисов. Должны быть разработаны принципы планирования и жилой застройки, размещения производств, расширения парковых зон, доступности (и легкости) контактов с пригородной зоной и т.п. Назовем эти условия принципами природной рациональности. О них уже много говорят. Они известны градостроителям и городским властям. Осталось немного – им следовать! Хотя, может быть, это и есть самое трудное!

Есть целый ряд вопросов этого круга, которые совсем просты и всем понятны: вода должна быть чистой, люди должны дышать чистым воздухом, горы отходов должны перерабатываться наиболее рациональным образом, должны быть уничтожены мусоросжигающие заводы, отравляющие воздух диоксинами, и т.д. Все подобные требования тоже относятся к понятиям “природной рациональности”. Они могут оказаться невыгодными, но что поделаешь – за здоровый образ жизни надо платить. Американцы тратят в два-три раза больше условного топлива на душу населения, чем японцы. Но возможность жить в маленьких городках, что гораздо дороже, входит в американский жизненный стандарт! Может, и нам следует изменить стандарты?

Несмотря на очевидность подобных требований, выполнить их не так-то просто: люди еще долгое время будут нести на себе бремя тех привычек и критериев, по которым человечество жило последние 10–12 тысяч лет: это мое, ради достижения своего материального блага я готов на многое, даже на преступление! Значит, реализация принципа природной рациональности потребует по меньшей мере двух трудных и крайне важных действий.

Во-первых, должна быть составлена перспективная схема развития мегаполиса, не противоречащая сформулированной аксиоме, и сформулированы правила жизнедеятельности. Не только производственной, но и любой жизненной деятельности. Но никто добровольно подобную схему реализовать не станет, не будет ей следовать, поскольку она заведомо по многим пунктам будет противоречить личным интересам отдельных граждан и даже группам лиц, особенно тем, которые организуют производственную или коммерческую деятельность. Отсюда следует, что, во-вторых, – в любом большом городе должна быть сильная, грамотная и некоррумпированная власть. Она должна понять основной постулат, недопустимость его нарушения во всех деталях. И поставить во главу той организации, которая будет составлять схему развития города, не просто грамотных инженеров, а людей, убежденных в неотвратимости и трагичности кризиса, который произойдет, если будет нарушен принцип совместного развития природы и общества – принцип природной рациональности!

Наконец, власть должна быть настолько сильной, чтобы быть способной справиться с любым эгоизмом отдельных граждан и преодолеть любую коррупцию. Значит, развитие производства, производительных сил общества, какова бы ни была его социальная структура, должно быть ограничено определенными нормативами. И за их реализацию отвечает перед обществом ГОСУДАРСТВО и городская ВЛАСТЬ. Таким образом, роль государственного регулирования в судьбах общества по мере усложнения экологической обстановки и роста мегаполисов необходимо должна расти! Вместе с развитием гражданского общества, разумеется!

Государство несет ответственность за соблюдение жесткой экологической дисциплины жизни. Любое экологическое преступление (и даже “безобидный” акт вроде брошенной папиросы), нарушающее нормальное жизнеобеспечение, должно быть наказуемым. Итак, брошенный окурок, а тем более неисправное очистное сооружение или небрежное медицинское обслуживание должны рассматриваться властями города и его жителями как тяжкий проступок. Такая жесткость городских властей, легко понимаемая гражданским обществом, уже сама по себе будет иметь огромное воспитательное значение.

Вот это первое необходимое условие, без чего все остальные действия не будут иметь особого смысла.

Второе – образование, образование и еще раз ОБРАЗОВАНИЕ.

Должен быть качественно повышен уровень экологического образования населения, особенно лиц, собирающихся занять посты государственных служащих или уже их имеющих. Люди должны не только знать свой дом, где они живут, т.е. особенности и законы развития биосферы, но и уметь жить в этом доме. Необходимо разработать сертификат муниципального служащего и не допускать к исполнению обязанностей лиц, не имеющих подобного сертификата.

Я подробно рассказал о том, как на заре палеолита человек, научившийся делать каменный топор, поднялся на новую ступень своего развития. Но топор не только облегчил ему добычу пищи, но и принес опасности: топор в руках человека сделался смертоносным оружием. И для того, чтобы выжить, человек усвоил табу “не убий!”.

Точно так же и город: он нужен человеку, как был ему необходим и каменный топор, но у нас нет “инстинкта города”. А как бы он был нам полезен, особенно в настоящее время! Ведь совершенно очевидно, что подавляющему большинству людей предстоит жить в мегаполисах. И человек должен научиться их строить и обустраивать. Но это еще полдела. Может быть, лишь один процент дела. Самое трудное – научить людей жить в городах, пользоваться городом, овладеть новой системой табу. Эта задача не менее трудная, чем табу “не убий!”, которое утвердилось на заре палеолита. Такая программа обучения требует времени и средств. Но без нее не проживешь.

Люди должны осознать, что чисто инженерных решений проблем мегаполиса, проблем организации в нем безопасной и удобной, одним словом, “по-настоящему человеческой” жизни нет и быть не может. Люди должны стать другими. Но генетически они не могут измениться. Дело за обществом. Именно оно – общество – должно воспитать людей, привить им новые нравы, основанные на новом понимании того, что такое Природа и каково место в ней человека.

Самое страшное в городе это не грязь, которую мы плодим на улицах. С ней можно справиться – ее можно убрать. Страшна грязь, которая поселяется в душах горожан. Это не только непонимание и небрежность к Природе, но, что еще страшнее, – агрессивность и недоброжелательство к ближнему своему. Деревня почти не знала преступлений, а тем более наркотиков.

Жизнь в большом городе предъявляет к людям особые требования. Их надо понять, усвоить и привить миллионам граждан. Таким образом, наряду с обширной программой создания инфраструктуры и системы инженерного обеспечения жизни мегаполиса встает и та центральная проблема, от которой будет зависеть не только судьба мегаполиса, но и будущность всего человечества – проблема воспитания и образования. Сегодня мы сосредоточиваем внимание на элитных школах, обеспеченных хорошими учителями. Это очень важно: элитные школы – маяки для выбора правильного пути. Но это и бесконечно мало: нужно перестраивать массовую школу, это главная задача экологического воспитания. Но одновременно нужно воспитывать и родителей.

Организация массовой школы, ее качество – может быть, труднейшая задача, стоящая перед обществом, обреченным жить в мегаполисах.

Человек научился использовать топор, не нанося вреда роду своему. Теперь он должен научиться жить в мегаполисах, использовать мегаполисы во благо человека, не разрушая собственного будущего.

Для этого необходима специальная программа. И у нас есть все возможности ее составить и реализовать уже сегодня, это важнейший элемент программы “sustainable development”.

Глава пятая. НА ПУТИ К СТРАТЕГИ

1. На пороге

В предыдущих главах, излагая ряд фрагментов истории цивилизации, я предложил эскиз того процесса самоорганизации, который привел человечество в современное состояние. Как мы видели, он не был прямой дорогой, не был подобен спокойному течению реки, а прерывался порогами, когда эффективность старых механизмов, поддерживавших развитие человечества, исчерпывалась. Тогда наступали сумерки, и перед новым рассветом людям приходилось находить новые формы жизни и платить огромную цену за то, чтобы научиться жить в новых условиях. До сих пор это им удавалось.

Вот и теперь мы переживаем эпоху сумерек, но в отличие от прошлого теперь у нас есть знания и вера – вера в то, что эти знания могут нам помочь встретить новый рассвет. А может быть, и не допустить кризиса, во всяком случае глобального.

Но и здесь не все просто. Для того, чтобы эти знания, которые приобрело человечество за последние сотни лет, общество могло использовать во благо, а не во вред, мы должны быть способны преодолеть “аксиоматику прошлого” – те убеждения, ту систему взглядов, то мировосприятие, на которых основывались до последнего времени наши действия, базировалось развитие общества.

Я убежден, что в рамках современных “цивилизационных парадигм”, опираясь на существующую систему “общечеловеческих ценностей”, постепенно утвердившуюся в сознании миллиардов людей за последние 10–12 тысяч лет, преодолеть надвигающийся общепланетарный кризис не удастся. Голоцен начался с катастрофы неолитической революции и такой же по масштабам революцией наша эпоха может и закончиться. Только теперь борьба за ресурс будет вестись не каменными топорами, и трудно надеяться, что человечество сможет ее пережить! Если она действительно произойдет.

И в то же время я убежден, что у человечества хватит мудрости для того, чтобы разработать необходимую стратегию жизни общества, нормы его поведения и идеалы, к которым он должен стремиться. Но очень боюсь, что это будет уже поздно и человечеству не удастся избежать вселенской катастрофы. У него просто может не хватить времени.

* * *

Идеология покорения Природы и неисчерпаемости ее ресурсов, которая получила свое достаточно законченное выражение еще в XVII веке в высказываниях Френсиса Бэкона, находила все новые и новые подтверждения своей эффективности в европейской практике позднего Возрождения, и особенно эпохи Просвещения. Успехи науки, научно-технической революции создавали представление о все возрастающем могуществе цивилизации, о том, что человеку становятся не только постепенно доступными “абсолютные знания”, но и реализуемыми самые смелые предположения о его будущем. И эта парадигма “абсолютного могущества” до сих пор оказывает решающее влияние на миропонимание и образ действия планетарного сообщества, несмотря на всю пагубность такого видения мира, которую нам демонстрировала Природа.

Однако первые предупреждения об опасностях тотальной реализации принципов “покорения”, и особенно такого бездумного использования природных возможностей, которое утвердилось в сознании людей и в их практике, прозвучали еще в конце XVIII века, когда пастор англиканской церкви Мальтус обратил внимание на несоответствие темпов роста населения и производства продуктов питания. Однако это предупреждение не упало на благодатную почву. И тому было много причин.

Прежде всего была явно провокационна сама форма рассуждений уважаемого священнослужителя, вызвавшая негодование левых, а впоследствии и марксистов, ставших непримиримыми противниками мальтузианства. В знаменитом сочинении Мальтуса есть примерно следующие слова (цитирую по памяти): “Что делать просвещенным классам в их стремлении обеспечить общее благополучие, если низшие классы будут и впредь размножаться, как кролики?” И несмотря на то, что в произведении Мальтуса прозвучала вполне трезвая мысль о том, что потребности людей должны быть согласованы с реальной возможностью Природы их обеспечить, благодаря форме изложения этой мысли термин “мальтузианство” стал восприниматься почти как ругательство.

Кроме того, Мальтус предсказал быстрое отставание количества производимой сельскохозяйственной продукции от возрастающих потребностей в пище растущего населения. Такой прогноз оказался ошибочным: еще около 200 лет производство пищи на душу населения продолжало расти. Этот процесс удельного роста остановился только в начале 80-х годов нынешнего столетия. Тем не менее мальтузианство, работы Мальтуса и его последователей зародили сомнение в том, что развитие европейской цивилизации на основе идей классического рационализма и принципа “покорения Природы”, рожденных эпохой Просвещения, идет по правильному пути. И в этом огромная заслуга англиканского пастора. Мы обязаны отдать ему должное.

В середине прошлого века Иван Одоевский произнес знаменитую фразу: “Рационализм нас подвел к вратам истины, но не ему будет суждено их открыть”. В конце XIX века в русской философии и культуре родилось течение, получившее название русского космизма, размышлявшее о необходимости поиска иных путей развития общечеловеческой цивилизации, отличных от стандартов, устанавливавшихся в прошлом веке западноевропейской цивилизацией. Однако до поры до времени эти идеи оставались практически не замеченными не только интеллигенцией, но и научной общественностью.

Наконец, в 1904 году прозвучали эпохальные слова Вернадского о том, что человечество становится основной геологообразующей силой планеты и человечеству однажды придется взять на себя ответственность за дальнейшее развитие не только общества, но и Природы! Эти высказывания положили начало учению о ноосфере как о таком состоянии биосферы, в котором Разум человечества становится определяющим фактором ее развития. Можно по-разному относиться к этим идеям, но уже в предвоенные годы многие естествоиспытатели и философы (Тейяр де Шарден, Леруа и многие другие) выражали озабоченность характером развития нашей цивилизации и высказывали те или иные суждения о возможности изменения ее русла.

В послевоенные годы, после того как были взорваны атомные бомбы над Хиросимой и Нагасаки, проблемы обеспечения будущего развития человечества начинают обсуждаться все более и более интенсивно в широких кругах интеллектуалов.

В 1972 году в Венеции состоялся конгресс, созванный ЮНЕСКО. Он был посвящен глобальным проблемам современности. Автор этой работы был тоже одним из докладчиков. Центральным событием этого конгресса был знаменитый доклад Римского клуба “Пределы роста”. Его делал один из авторов проекта, молодой американский профессор Д. Медоуз. Используя методы системной динамики Форрестера, Медоуз и его коллеги построили достаточно примитивную компьютерную модель, расчеты с помощью которой наглядно демонстрировали неизбежность катастрофы нынешнего этапа развития общества, если мировое сообщество будет продолжать следовать современным тенденциям развития.

В своем докладе я высказал несколько критических замечаний к сообщению Римского клуба. Я полагал полезной эту работу, но не стал бы придавать ей научного значения – это лишь весьма наглядная демонстрация того тупика, к которому приведет современный путь развития мирового сообщества. Я говорил о том, что ситуация действительно очень серьезная и общество нуждается в разработке основ научной стратегии своего развития. Но для этого нужен соответствующий инструментарий, и прежде всего необходима вычислительная система, способная имитировать функционирование биосферы. И примитивных моделей типа тех, которые основываются на форрестеровской системной динамике, недостаточно! Это лишь учебная демонстрация, не больше. К сожалению, тогда мое предложение не встретило поддержки ни в нашей стране, ни за рубежом. Я думаю, что четверть века тому назад научная общественность не была еще готова к проектам такого масштаба и сложности.

Тем не менее мой проект был поддержан тогдашним вице-президентом АН СССР в области наук о Земле академиком Сидоренко, и мы получили необходимое финансирование. Работа началась! К концу семидесятых годов первая подобная система была создана в Вычислительном центре АН СССР. Об этом я много раз уже рассказывал. Сейчас, насколько мне известно, в разных странах существует, по меньшей мере, около десятка подобных систем. И многие из них более совершенны, чем та, с помощью которой мы провели исследование возможных последствий крупномасштабной ядерной войны в начале 80-х годов.

Во всяком случае, слово СТРАТЕГИЯ было произнесено именно тогда, на конференции в Венеции в 1972 году, хотя ожидаемого мной отклика это слово в ту пору не получило. Да и сейчас оно трактуется чересчур примитивно, хотя и произносится.

5.2. Термин «sustainable development»

Итак, надвигающаяся опасность глобального экологического кризиса стала очевидной еще в начале 70-х годов. Скорее даже не кризиса, а неизбежного общепланетарного неблагополучия. Но сильным мира сего потребовалось еще целых два десятилетия, чтобы осознать, что речь идет не о досужих вымыслах ученых мужей, а о некотором природном процессе, грозящем не благополучию отдельных стран, а обществу в целом. И самое главное в том, что именно политикам предстоит принять определенные решения, от которых будет зависеть судьба цивилизации. И что политики в еще большей степени, чем ученые, несут ответственность за будущность общепланетарного сообщества.

Вряд ли сегодня планетарное сообщество способно принять какие-либо кардинальные решения. Более того, на современном этапе гражданское общество, а следовательно и политики, еще просто не доросли до них.

Может быть, время для таких решений еще не настало? Тем не менее уже сегодня должны быть – необходимо должны быть – широко опубликованы некоторые, достаточно общие, но в целом полезные декларации, фиксирующие неблагополучие и обращающие внимание мировой общественности на необходимость поиска коллективных действий и общепланетарной стратегии развития. И очень важно, чтобы такие призывы прозвучали из уст ведущих политиков, а не ученых. И такой форум политиков, посвященный глобальным экологическим проблемам, однажды состоялся!

В 1992 году в Рио-де-Жанейро на уровне глав правительств был созван Международный экологический конгресс.

Его созыв знаменателен сам по себе. Это был важный шаг к общему пересмотру основ нашей цивилизации, к рождению будущей общепланетарной стратегии развития. И его ожидала вся научная общественность, все те, кто занимался энвайроментальными проблемами.

Такой конгресс, по мнению автора, был не только необходим, но и уже основательно запоздал. Однако конгресс не оправдал ожиданий ученых: он не смог подняться на достаточно высокий научный уровень. И, что еще более важно, он не рискнул взглянуть правде в глаза: представления современных политиков еще оказались скованными традиционными трафаретами. Отказаться от них не позволили сделать и чисто меркантильные и политические интересы представителей наиболее развитых стран, прежде всего США, главного ресурсопотребителя и загрязнителя планеты, страны, для которой изменение современных цивилизационных парадигм было бы особенно тяжелым.

Вместо этого был продекларирован принцип “sustainable development”, утверждающий недопустимость неограниченного и бесконтрольного использования ресурсов и загрязнения биосферы, что само по себе, конечно, следует приветствовать! Но ограничиться только подобной декларацией в современных условиях крайне недостаточно и опасно! Подобное завершение конгресса было проигрышным еще по одной причине: принцип “sustainable development” был подан в такой форме, что мировая общественность, если судить по многочисленным публикациям, восприняла задачу реализации этого принципа в качестве некоторой абсолютной панацеи – родилось представление о том, что человечество уже располагает рецептом преодоления экологического кризиса и ему известен выход на траекторию благополучного развития. И уровень эмоциональной напряженности общества, связанный с ухудшением экологической обстановки, заметно снизился. Что уже само по себе нежелательно.

Выражение “sustainable development” труднопереводимо на русский язык. Я бы его перевел как развитие, допустимое или согласованное с состоянием Природы и ее законами. Во всяком случае, его авторы (международная комиссия под руководством мадам Брутланд) имели в виду, как мне представляется, именно этот смысл. У нас в России его перевели как “устойчивое развитие”. Более того, появилась даже государственная концепция устойчивого развития. Такой перевод термина “sustainable development” мне представляется неким лингвистическим нонсенсом, ибо устойчивого развития просто не может быть – если есть развитие, то стабильности уже нет! Кроме того, произносить его без комментариев просто опасно: это может породить необоснованные иллюзии, что и произошло.

Несмотря на все сказанное, термин “устойчивое развитие” вошел не просто в обиход, но и в государственные документы. Я думаю, что сейчас уже нецелесообразно отказываться от словосочетания “устойчивое развитие” – к нему уже привыкли. Но самому термину следует придать смысл, отвечающий научному содержанию проблемы и реальным потребностям общества. И вернуться к его изначальному смыслу.

Замечу, что сам исходный термин “sustainable development” нуждается в комментариях. Несколько десятков лет тому назад у специалистов, занимающихся проблемами развития экосистем, появился термин “sustainability”, относящийся к развитию популяции, жизнедеятельность которой проходит в той или иной конкретной экосистеме (экологической нише). Он означал, что развитие популяции должно происходить так, чтобы не разрушить целостность вмещающей экосистемы, жизнедеятельность которой, в свою очередь, не угнетает функционирование изучаемой популяции. Примером нарушения условий sustainability является появление в экосистеме вида-монополиста. Это явление неизбежно ведет к деградации вмещающей экологической ниши и как следствие – к деградации самого вида.

Уже позднее комиссией, которую возглавляла тогдашний премьер-министр Норвегии г-жа Брутланд, был предложен термин “sustainable development”. Вероятно, по аналогии с биологическим термином.

Я думаю, что этот термин, а тем более его русский перевод как “устойчивое развитие” возник у политиков, в виде своеобразного компромисса между научным пониманием современной реальности и стремлением политических лидеров предложить перспективы более оптимистические, чем они представляются ученым, но зато более удобные для большого бизнеса. И необходимые тем, кто реально правит миром и для кого смертельно опасны любые планетарные нестабильности. Я уж не говорю о кардинальных перестройках! Особенно социального порядка.

Поэтому на заседании Высшего экологического совета Российской Федерации, а затем и на специальных слушаниях в Думе, состоявшихся 1 июня 1995 года и посвященных проблемам устойчивого развития, я выступил с публичной критикой государственной концепции устойчивого развития и предложил свое толкование этого термина, некоторые фрагменты которого и будут даны ниже.

По существу, мое понимание этой проблемы уже изложено в предыдущих главах и является следствием логики развития природного явления, которое называется “становлением человечества”, или антропогенезом. Реализацию принципа “sustainable development” я предлагаю рассматривать как некоторый предварительный этап выработки стратегии, обеспечивающей возможность сохранения человечества. Если угодно, как некоторый тайм-аут на то время, пока человечество сможет сформировать программу достаточно кардинальных изменений планетарного образа существования и обеспечить общее согласие по этому вопросу.

Но необходимо четко представлять, что этот принцип не является “путевкой в жизнь”.

5.3. Две крайние точки зрения

Для того чтобы вложить в термин “устойчивое развитие” смысл, отвечающий современным потребностям человечества, надо представить себе перспективу взаимоотношений Природы и общества, очищенную от любых иллюзий как сверхоптимизма, высказываемого апологетами рыночной экономики, так и необоснованного алармизма, лишающего человека энергии и стремления к поиску. Не менее важно понять, к чему имеет смысл стремиться! Избегать иллюзий и оценить возможности человечества реализовать желаемые цели (которые еще предстоит сформулировать). Это важнейший и необходимейший предмет дискуссий. Цели нельзя придумать: это синтез стремлений людей и знаний о реальных возможностях. Может быть, следует сказать иначе: цели – это стремления и чаяния людей, пропущенные сквозь критицизм научной мысли. Но все это нам еще предстоит осознать.

О возможных путях развития планетарного общества, о желаемом будущем сегодня высказано уже много разных суждений, носящих, как правило, утопический характер. Среди них есть две крайние точки зрения, требующие комментария. Согласно одной, перспектива человечества – его автотрофность, т.е. независимость от Природы, на основе искусственного кругооборота веществ и создаваемой человеком второй природы. В России эту точку зрения активно пропагандировал К.Э. Циолковский, ею интересовался и В.И. Вернадский, хотя говорил о ней гораздо осторожнее. И особенно много ею занимались те, кто думал о путешествиях в космосе и жизни на других планетах. Ею продолжают заниматься и сегодня. Например в Аризоне, где сооружена “искусственная биосфера” и проводятся весьма важные эксперименты. Занимаются идеей автотрофности и в Красноярске, в институте биофизики, хотя из-за общего кризиса российской экономики эти дорогостоящие исследования постепенно сворачиваются.

Замечу, что такие занятия могут иметь вполне определенный практический смысл, но не для поиска альтернативы жизни человека в биосфере, а для целей космических полетов, которые никак не связаны с реализацией идеи автотрофности человечества, а являются практической необходимостью.

Однако, по моему глубокому убеждению, идея автотрофности как желаемого будущего человечества лежит вне науки: человек порожден биосферой, является ее составной частью и во всяком случае в обозримом будущем жизнь человечества – не отдельных людей в космических кораблях или на космических станциях, а человечества как биологического вида homo sapiens – вне земной биосферы представляется бессмысленной и вредной утопией.

Если человечество хочет сохранить себя на Земле, то прежде всего надо думать о дне сегодняшнем, о ближайшем будущем и стремиться преодолеть те реальные трудности, которые неизбежны в нашей земной жизни.

Но это вовсе не означает, что не следует изучать искусственные кругообороты веществ, создавать “искусственные биосферы” и ставить с ними эксперименты, подобно тому, как это делают ученые в Аризоне и Красноярске. Но ориентировать будущее человека на реализацию автотрофности – это значит следовать очередной трагической утопии. Вообще же, я думаю, что технического решения надвигающегося экологического кризиса нет! Крайне важны, конечно, многие технические и технологические новшества. Без них нам не обойтись. Диалектика нашей жизни такова: из-за развития технических новшеств мы оказались на краю пропасти, но без них мы не сможем перекинуть мост в будущее и отойти от края пропасти – в этом противоречивость антропогенеза, которую я постарался проследить в предыдущих разделах работы. Техническое развитие абсолютно необходимо, но его недостаточно: иной должна стать цивилизация, иным – духовный мир человека, его потребности, его ментальность. Решение проблем приходится искать в самом человеке, в изменении его индивидуальности и того общества, которое создается этими индивидуальностями. И история антропогенеза нам дает убедительные примеры возможностей подобных трансформаций. Которые, правда, до сего времени происходили стихийно. Теперь пришло время, когда в этот процесс должен вмешаться Коллективный Разум человечества.

Другая крайняя точка зрения в проблемах преодоления экологического кризиса предполагает возможным ограничиться охраной Природы и считает необходимым, чтобы человек, подобно другим живым видам, вписывался в естественные биосферные циклы. То есть жил бы по законам “дикой” Природы, которые определяют жизнедеятельность остальных биологических видов.

Это тоже утопия, и она не менее (если не более) опасна, чем первая. Что касается природоохранной деятельности, то слов нет – она необходима! Но не следует путать необходимые условия с достаточными. Однако самое главное еще не в этом. Человек, как и любой другой вид, активно вмешивается в процессы, приводящие к эволюции биосферы, меняет структуру биогеохимических циклов, т.е. способов трансформации и использования энергии: в этом и состоит его жизнедеятельность и, если угодно, “смысл” его существования. Можно говорить лишь о возможности его условного равновесия с остальными естественными процессами. Но и это, во всяком случае в обозримом будущем, – невыполнимо. Значит, нужен “третий путь”!

На грани 60-х и 70-х годов во время одного из посещений Вычислительного центра Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский меня спросил: “Не могли бы Вы подсчитать, какое количество людей должно жить на Земле, чтобы человечество, при современных потребностях и технологии, могло вписаться в естественные циклы биосферы?”

Обложившись литературой и статистическими данными, я попробовал провести, как мне казалось, необходимые расчеты и столкнулся с огромной неопределенностью имеющейся информации. Но ответ у меня получился, причем очень странный: что-то от 200 до 800 миллионов человек (с учетом неопределенностей). Я себе не поверил и отложил работу в сторону.

Месяца через три Николай Владимирович позвонил мне из Обнинска и спросил: не забыл ли я его вопроса? Я честно признался в том, что с работой не справился, и назвал те цифры, которые у меня получились. Он рассмеялся и сказал: “Все правильно, господин академик (как известно, Тимофеев-Ресовский никогда не был членом Академии и с иронией подчеркивал это в разговорах с людьми моложе его по возрасту и научному рейтингу, особенно с членами Академии, а я в ту пору уже около 10 лет был ее членом-корреспондентом), только расчеты здесь ни к чему. В нашем энергопотреблении только 10% или около этого дают источники возобновимой энергии, т.е. энергии, источником которой в той или иной форме является Солнце. Все остальное – запасы былых биосфер. Значит, чтобы жить в равновесии с Природой, жителей Земли не должно быть больше 500 миллионов!”

Вот так! Если следовать заветам ревнителей Природы, то надо либо в 10 раз сократить население планеты, либо в 10 раз уменьшить наши потребности. Стоит ли говорить, что и то и другое сейчас – невозможно! Те простые соображения, которые были изложены в этом параграфе, показывают, сколь сложны и противоречивы проблемы, стоящие сегодня перед человечеством – проблемы “направляемого антропогенеза”. Но именно он и будет очередной ступенькой той лестницы эволюции человечества, которую я назвал однажды “восхождением к Разуму”. Если она состоится!

5.4. «Устойчивое неравновесие»

И все же этот второй вариант, сколь бы он ни был противоречив, не может быть просто отвергнут (так же, как и первый). Он требует анализа и комментариев, ибо в каждом из них содержится крупица истины. И, как мы увидим ниже, эти крупицы могут служить основой, отправной позицией для серьезного разговора.

Прежде всего о равновесии биосферы – его никогда не было. Все разговоры о равновесии – это либо утопия, либо невежество. Биосфера и до человека никогда не находилась и не могла находиться в равновесии. Земля непрерывно получает энергию Солнца. Но она и излучает энергию в космос. Эти энергии разного “качества”. Кроме того, эти величины почти равны между собой – они отличаются на ничтожные доли процента (а может, и вообще, в среднем на больших интервалах времени и не отличаются) друг от друга. Эту разность, в том числе и разность “качества” – различие в частотах излучения, усваивает и накапливает биосфера. И она крайне существенна: от нее зависит все, что происходит на земной поверхности, ее оказывается достаточно, чтобы поддерживать непрерывное развитие верхней оболочки планеты, менять ее “организацию”!

Один из создателей квантовой механики, самой величественной из наук, рожденных человеческим гением, Эрвин Шредингер написал однажды удивительную книгу “Что такое жизнь с точки зрения физики”. В русском переводе эта книга появилась в 1945 году. В ней есть одна фраза, до сих пор не расшифрованная современной физикой: живое вещество питается отрицательной энтропией. Я не буду никак комментировать это утверждение (хотя думаю, что это было его ошибкой). Тем не менее, приведу лишь один замечательный факт, который не может не заставить задуматься.

Солнце облучает Землю фотонами ультрафиолетовой части спектра. Эта энергия не задерживается облаками, парниковыми газами, она нагревает поверхность планеты, и самое главное, она рождает процесс фотосинтеза – основной двигатель жизнедеятельности биосферы. Излучает же Земля тепловую энергию, которую переносят фотоны инфракрасной части спектра. Эта энергия совсем другого качества: ее задерживают водяные пары, парниковые газы, она не способна пробудить реакцию фотосинтеза (да и многие другие физико-химические процессы). И хотя существует энергетический баланс – Земля направляет в космос (может быть?) то же количество энергии, которое получает от Солнца, но не им одним объясняется то, что происходит на Земле. Не об этом ли говорил Шредингер в своей книге?

Когда я употребляю вместо слова “эволюция” слово “развитие”, то имею в виду такую форму эволюции, при которой происходит непрерывное усложнение организации живого вещества биосферы и растет разнообразие ее организационных форм. Появление на Земле носителя Разума – человека – и есть одно из проявлений развития биосферы.

Итак, биосфера независимо от человека все время меняется, накапливая в себе энергию Солнца (? – что не только не очевидно, но, скорее всего, – неверно!), и самое главное – непрерывно изменяет структуру поступающей энергии, преобразуя ее в тепловое излучение. Заметим, что одновременно непрерывно меняется и усложняется кругооборот веществ. На все эти процессы накладывается “дыхание планеты” – то, что происходит в ее толще. Какое-то количество вещества и энергии благодаря вулканизму поступает из ее глубин, и что-то “выпадает в осадок” и исключается из оборота на миллионы лет. Но в целом интегральные характеристики биосферы и даже количество живого вещества в ее составе меняются, несмотря на отсутствие равновесия, крайне мало и медленно. Для характеристики такого феномена Эрвин Бауер еще в 20-е годы ввел понятие “устойчивое неравновесие”. Строго говоря, это выражение – научный и лингвистический нонсенс. Но это и есть то самое sustainability, которое позднее стали употреблять современные биологи, – непрерывное развитие, сохраняющее целостность системы и потенцию к саморазвитию.

Биосфера Земли – сложнейшая нелинейная система, в которой происходит непрерывное взаимодействие различных механизмов, трансформирующих ее организацию. Эти механизмы реализуют огромное количество как положительных, так и отрицательных обратных связей. Среди последних особую роль играют механизмы биотической регуляции. В самом деле, именно им удается удерживать параметры биосферы в тех границах, которые приемлемы для жизни. И тот факт, что биосфера существует уже около 4 миллиардов лет, является тому наилучшим доказательством! Поэтому не случайно, что именно проблемам биотической регуляции ученые посвящают основное внимание (см., например, многочисленные работы профессора В.Г. Горшкова, опубликованные как в России, так за рубежом).

Однако объяснить развитие любой системы существованием одних механизмов биотической регуляции невозможно. Только механизмы положительной обратной связи, ответственные за дестабилизацию, за возникновения флуктуаций, отклонений от “нормы”, за нарастающую сложность организации, в частности за непрерывно действующие кооперативные механизмы, объединяющие отдельные элементы в системы, способны обеспечить настоящее развитие, т.е. непрерывный рост разнообразия и сложности организационных форм живого вещества.

Да и говорить о стабильности биосферы можно только “в большом”, когда речь идет о глобальных параметрах, причем очень условно. Родоначальники биосферы – прокариоты – могли жить только в условиях бескислородной атмосферы, но они в процессе фотосинтеза производили кислород, а он для них – смертельный яд. И этот процесс все время нарастал: атмосфера все более и более наполнялась кислородом, и однажды она стала непригодна для жизни прокариотов. Вот один из ярчайших примеров действия положительных обратных связей. Значит, биота оказывает не только стабилизирующее влияние на характеристики биосферы, но и разрушающее их. Но другие положительные обратные связи создали новый тип жизни – эукариотов, носителей кислородного дыхания, и жизнь на Земле не просто сохранилась, но и получила новые стимулы для своего развития. А прокариоты отошли на второй план, сохранив за собой функцию “фундамента живого вещества”.

Вот почему лингвистический парадокс Эрвина Бауера оказался удобной интерпретацией реальности: устойчивое неравновесие = sustainability – общепланетарное sustainability как обозначение такого свойства самоорганизации биосферы, которое обеспечивает сочетание дестабилизирующих механизмов и механизмов биотической регуляции в рамках непрерывного ее развития, т.е. усложнения ее организации!

* * *

И вот в результате этого удивительно противоречивого процесса, именуемого эволюцией, на Земле появился человек. Сначала его вмешательство в структуру кругооборота веществ, в действие природных механизмов было незаметным, как и любого другого живого существа, которое тоже меняет структуру биогеохимических циклов и так или иначе воздействует на механизмы самоорганизации биосферы, преобразуя поступающую энергию Солнца. Но постепенно извлекая запасы энергии и вещества, накопленные (точнее, отложенные) биосферой за сотни миллионов лет, и включая их снова в процесс трансформации энергии и изменения характера организации вещества, он поставил под угрозу то самое “устойчивое неравновесие”, т.е. тот характер изменения природного кругооборота веществ, благодаря которому человек возник в биосфере. И вот теперь он сделался “основной геологообразующей” силой планеты – Вернадский знал, когда произнес эту сакраментальную фразу – кругооборот веществ стал зримо меняться.

И человек уже с самых первых шагов своего “победного шествия” по страницам истории планеты стал чем-то напоминать своих далеких предшественников прокариотов, активность которых подготовляла закат их эры!

Из-за действий человека биосфера вряд ли исчезнет: Земля не раз переживала великие катастрофы, изменявшие условия жизни и климата. Однако биосфера сохранялась, все время подстраиваясь к изменениям ее характеристик и меняя их, в свою очередь. Как я уже сказал, живое вещество в целом обладает удивительной способностью регулировать условия жизни на планете, т.е. реализовать эффективную отрицательную обратную связь. Живое вещество, сохраняя биосферу, жертвовало при этом своими властителями. Оно пожертвовало даже своими родоначальниками прокариотами. Вспомним также судьбу динозавров, которые не смогли приспособиться к новой биосфере. Теперь роль космического тела, с которым Земля, вероятно, столкнулась 50–70 миллионов лет тому назад, что привело к перестройке биосферы, может сыграть человек, который должен отчетливо понимать, что его тоже может не миновать судьба прокариотов и динозавров. Тем более, что жизнь человека на Земле возможна только в очень узком диапазоне параметров биосферы. Значит, та вторая альтернатива, которая утверждает, что человек, как и остальные живые существа, должен вписаться в естественные циклы биосферы, на самом деле указывает путь поисков развития рода человеческого. Но она требует уточнений, глубокого анализа, далеко выходящего за пределы наук о Земле и традиционных биосферных исследований.

Лет 25–30 тому назад я ввел термин “коэволюция человека и биосферы” как такое взаимоотношение Природы и общества, которое допускает их совместное развитие. Не просто их совместное существование, сосуществование, а развитие в том смысле, как я его уже употреблял. Я использовал это понятие по аналогии с тем образом существования, который вел человек палеолитической эпохи, когда его деятельность не грозила нарушить развитие биосферы.

И тем не менее, этот термин очень спорный. И не только потому, что необходима еще его глубокая расшифровка. Вызывает сомнение и сама возможность реализации принципа совместного развития человечества и биосферы в современных условиях. Это происходит из-за большого различия характерных временных масштабов тех процессов, которые происходят в Природе и обществе. Пришло время расшифровать понятие “коэволюция”, точнее, дать свою интерпретацию этого понятия.

Глава шестая. ЭПОХА НООСФЕРЫ

1. Эпоха ноосферы и проблема коэволюции

В 20-х годах Леруа впервые употребил термин “ноосфера” – сфера Разума, который затем широко использовал Тейяр де Шарден. Именно благодаря ему этот термин получил широкое распространение. Тейяр де Шарден был убежден, что однажды все нации сольются в единое целое и тогда произойдет слияние человечества с Природой и Богом – это будет утверждением ноосферы и одновременно финалом эволюции и истории. Такой исход он считал неизбежным, и именно финальное состояние Природы и общества он и называл ноосферой.

Примечание. Тейяр де Шарден был человеком удивительной и трагической судьбы. Будучи профессором католического университета и крупнейшим антропологом (он, в частности, открыл синантропа), одновременно он был и священником ордена иезуитов. Орден запретил ему преподавание и публикацию своих философских и методологических работ. Он покинул университет и полностью отдался науке. Однако его сочинения, и в том числе главная работа его жизни “Феномен человека”, увидели свет только после его кончины. Тем не менее его идеи ноосферогенеза уже в предвоенные годы получили довольно широкое распространение среди специалистов. И служили источником дискуссий.

Однако идея ноосферы как единой системы, в которой деятельность человека не противоречит развитию Природы, в которой произошло единение людей независимо от их национальности или религиозной принадлежности, родилась гораздо раньше высказываний Леруа и Тейяр де Шардена.

В 40-х годах XIX века, т.е. задолго до появления на свет авторов термина “ноосфера”, иранец Бахаулла начал говорить о том, что необходимо единение народов, независимо от национальности и религиозной принадлежности. Он утверждал даже большее: без такого единения человечество не сможет выжить на Земле. Его мысль о зрелом человеческом обществе на глубинном уровне совпадает с тем смыслом, который вкладывал в понятие “ноосфера” Тейяр де Шарден. Замечу, что на основе высказываний Бахауллы возникло своеобразное религиозное учение – “религия Бахаи”, или бахаизм (бехаизм). И сегодня идеям этой своеобразной религии следуют уже миллионы людей. По данным некоторых авторов (например, Эрвина Ласло), число последователей бехаизма (как чаще всего произносится на русском языке религия Бахаи) перевалило за 5 или 6 миллионов человек! Самые главные центры этой религии находятся в США, Израиле и Германии.

Хочу обратить внимание на то, что подобное учение возникло в шиитском Иране, стране, подверженной влиянию исламистского фундаментализма (хотя, в том же Иране однажды родилось и учение Заратустры!). Но сегодня религия Бахаи распространилась по всему миру и, безусловно, является союзником тех, кто думает о будущем нашего биологического вида – homo sapiens.

Наконец, в 1904 году Вернадский, который вряд ли был знаком с учением Бахауллы, подвел под эти идеи научный фундамент. Он начал говорить о человечестве как об основной геологообразующей силе планеты и впервые высказал мысль о том, что наступит время, когда человечеству, для того чтобы сохранить себя на планете, придется взять на себя ответственность не только за судьбу общества, но и биосферы в целом: ее развитие будет определяться деятельностью человека. Блестящие расчеты были проведены в 60-е годы профессором МГУ В.А. Ковдой, который показал, что человечество производит отходов органического происхождения в 2000 раз больше, чем вся остальная Природа.

В 30-е годы Вернадский тоже начал использовать термин “ноосфера”. Однако с этим термином Вернадский связывал нечто отличное от того, что говорил Тейяр де Шарден. Ноосферой он называл такое состояние биосферы и общества – подчеркну, именно состояние биосферы, – когда Разум человека определяет их развитие: и Природы, и общества. В своих высказываниях он был осторожнее Тейяр де Шардена. Тем не менее и он, по-видимому, был убежден, что человек необходимо вступит однажды в ноосферу. Если пользоваться современным языком, то Вернадский полагал переход биосферы в состояние ноосферы естественным этапом ее самоорганизации.

В 70-е годы я и группа моих коллег в Вычислительном центре Академии наук СССР (В.В. Александров, Ю.М. Свирежев и другие), не без влияния Н.В. Тимофеева-Ресовского и В.А. Ковды, начали с помощью компьютерного моделирования изучать биосферу как единую целостную систему и возможные изменения ее характеристик вследствие активной деятельности человека. В результате у нас сформировалось собственное представление о ноосфере, и я стал говорить не столько о ноосфере как о состоянии биосферы, сколько об эпохе ноосферы, как о времени, когда человеческий разум будет способен определить условия, необходимые для обеспечения коэволюции Природы и общества, а коллективная воля людей – для их реализации, т.е. для обеспечения пути в эпоху ноосферы. Эти необходимые условия получили название экологического императива. Введенный нами термин приобрел широкое распространение.

Такая позиция, как мне казалось, являлась естественным развитием позиции Вернадского. Впрочем, подобная трактовка не сделалась универсальной. Но термин “экологический императив” получил права гражданства и прижился. Он стал обозначать ту границу допустимой активности человека, которую он не имеет права переступать ни при каких обстоятельствах.

Сам же термин “коэволюция” означал такое поведение человека, которое имело своим результатом не деградацию биосферы, а ее развитие в том смысле, о котором я говорил выше, т.е. усложнение самой системы за счет роста числа ее элементов, развития связей и разнообразия организационных форм существования живого вещества.

Компьютерные эксперименты, при всем их несовершенстве, показывали, с одной стороны, огромные трудности, которые предстоит преодолеть человеку для того, чтобы вступить в эпоху ноосферы, а с другой – принципиальную возможность такого свершения. И у меня сложилась глубокая убежденность в том, что современная наука уже способна сформулировать эти необходимые условия. Но это будут не обычные, естественные законы развития Природы, которые существовали до начала возникновения цивилизации. Человек не просто живой вид: он отличается от всех других тем, что у него есть разум, прогнозировать реакцию которого на усложнение земной обстановки сегодня вряд ли возможно. Но, во всяком случае, человечество способно к целенаправленным действиям глобального масштаба.

Что же касается условий, достаточных для обеспечения гомеостаза системы биосфера плюс общество, то их нельзя сформулировать, вероятнее всего, – нельзя в принципе! Скорее всего, их просто не существует! Биосфера меняется, в ней властвует случайность, и предсказать на более или менее длительный период ее развитие невозможно. Так же, как и способность общества адаптироваться к возможным изменениям. Прогностика такого рода лежит вне науки – оставим ее писателям-фантастам, деятельность которых, кстати, весьма полезна для общества и “просветления его мозгов”. А науке оставим роль исследователя тенденций развития и построения многовариантных сценариев возможных изменений общепланетарной обстановки в зависимости от активности человека. Причем только на ближайшие десятилетия.

Тем не менее вступление в эпоху ноосферы, т.е. в тот период истории, когда биосфера и общество будут развиваться как единый организм, как кооперативная система, эволюция которой следует целенаправляемому началу, стремящемуся (но не гарантирующему) обеспечить гомеостаз (sustainability, “устойчивое неравновесие”) человека и биосферы, как мне представляется, в принципе возможно. Но оно будет означать качественное изменение характера эволюции общества и человека. И не только общества, но и биосферы как системы. Это значит, что тогда возникнет еще раз НОВАЯ ПЛАНЕТА!

Это вовсе не означает, что изменится логика Природы и ее законы, а лишь то, что история людей, ведомая их общим разумом, будет более эффективно согласована с логикой Природы!

Итак, в эпоху ноосферы Земля уже станет новой планетой, на которой сможет жить только новый человек! Какой? Об этом говорить еще рано…

Впрочем, как я уже постарался объяснить в предшествующих главах, человек в течение процесса антропогенеза уже не один раз рождал новую планету и сам становился новым человеком, т.е. перестраивал сами основы эволюционного процесса и прежде всего самого себя. Следуя, впрочем, общим законам универсального эволюционизма! То есть логике развития Природы.

В одном из замечательных стихотворений Тютчева есть строчка, посвященная России: “В Россию можно только верить”! Такие слова можно произнести и говоря об эпохе ноосферы. Я отношу себя к числу людей, которые в обоих случаях следуют завету Тютчева: нельзя человеку жить на Земле, так же как и в России, не веря в свою будущность!!!

Может быть, такое утверждение и легкомысленно. Но строго доказать возможность перехода в то состояние, которое Вернадский назвал ноосферой, – нельзя! Так же, как и доказать возможность единения народов, о котором говорил Тейяр де Шарден. А не верить в такую возможность – преступление перед человечеством, так же как и не верить в Россию – преступление перед Россией и собственным народом. Вера рождает энергию, энергия человека рождает силы для преодоления трудностей.

Итак, произойдет ли эпохальное событие – вступление человечества в эпоху ноосферы, явление бесспорно общекосмического значения, заранее сказать нельзя: человеку предстоит на этом пути преодолеть множество трудностей. И прежде всего – преодолеть самого себя.

Кроме того, человеку, может быть, свойственны некие общебиологические пороки, которые помешают ему сконцентрировать общий разум и общую волю на обеспечении нового гомеостаза. Тем более, что Природа демонстрирует примеры того, что такое может случиться. Об одном я уже говорил: у некоторых типов осьминогов мозг по сложности и объему сравним с человеческим, но они не способны создать цивилизацию, ибо они каннибалы! И этот вид смог выжить на планете не благодаря своему гигантскому мозгу, а благодаря тому, что осьминог погибает, как только свершит свои обязанности по продолжению рода – такова прихотливость процессов природной самоорганизации! Законов того универсального эволюционизма, которому следуют все процессы во Вселенной, в том числе и процессы развития живого вещества. Но передать какую-либо информацию следующим поколениям осьминог не способен.

Может быть, и у вида homo sapiens есть подобный первородный грех?

Таким образом, переход к эпохе ноосферы вовсе не предопределен: люди однажды могут переступить (если уже не переступили) границу, дозволенную Природой, а за ней окажется переход биосферы в такое новое состояние, в котором человеку уже не будет места. Человечеству важно это понимание. Оно заставит нас изучать свойственные нам патологии, находить способы борьбы с ними и пути к очередной новой планете. И тем самым теперь уже сознательно повысит шанс сохранения себя в составе биосферы! Человечество должно найти силы повернуть колесо своей истории. Другими словами, будущность человека – в нем самом!

Сказанное в этом разделе позволяет увидеть цель развития общества и, следовательно, придать политизированному выражению “sustainable development” научно обоснованный смысл – поиск СТРАТЕГИИ перехода к обществу, способному обеспечивать условия коэволюции Природы и человека, основа которой – формирование научно обоснованных доктрин (табу) и очень постепенный к ним переход. Именно постепенный, ибо общество не примет быстрых социальных перестроек в силу своего традиционного мировоззрения.

А предстоит смена и того и другого!

* * *

Предлагаемая трактовка принципа “sustainable development” качественно отличается от той, которая обсуждается после конгресса в Рио. И она формулирует цель, которая совсем не сводится к поиску экономических решений!

Глава седьмая. СТРАТЕГИЯ

1. Утопическая стратегия или стратегия утопии

Ноосфера, точнее эпоха ноосферы, так, как ее представляли себе Тейяр де Шарден и даже Вернадский, является, по сегодняшнему представлению, утопией. Однако без утопий, без мыслей о будущем, основанных на опыте прошлого и мечтах, взлелеянных тысячелетиями, жить человеку, вероятно, очень трудно. А обеспечить свое развитие – может быть, и невозможно. И я вполне отдаю себе отчет в том, что, размышляя о будущем, говоря о новой планете, которая должна нас ожидать, я тоже погружаюсь в утопические размышления. Впрочем, я думаю, что любая активность человека, особенно в интеллектуальной сфере, всегда начинается с утопий. Но новую планету мы должны создать – иного пути для сохранения “себя” у нас просто нет. Вот я и начинаю с утопий, оставаясь тем не менее в рамках “конструктивной утопии”, опираясь на логику Природы.

От настоящей утопии моя конструктивная утопия будет отличаться тем, что при ее описании я не буду пытаться говорить о том, как должен быть устроен будущий мир, а лишь о том, чего нельзя делать и без чего нельзя обойтись! То есть моя утопия включает зримые признаки реальности. И при этом она будет опираться на систему эмпирических обобщений или логических следствий всей той схемы мирового эволюционного процесса, фрагменты которого и составляют историю человечества. Другими словами, в своих попытках заглянуть за горизонт я буду опираться на ту логику развития, которой я посвятил предыдущие главы.

Так, для того чтобы выжить на Земле, человек снова, как и до неолита, должен научиться вписываться в относительно стабильные биосферные циклы – это уже не утопия, а констатация реальности. Трагедия биосферы – не столько в масштабах антропогенных воздействий, сколько в скорости нарастания их интенсивности. Биотическая регуляция перестает быть эффективной, да и общество уже не может выдерживать темпы непрерывных изменений в образе жизни. Эту особенность развития цивилизации я уже демонстрировал в главе, посвященной проблеме мегаполисов. Если пользоваться языком современной синергетики, то биосфера и общество вошли в режим процесса с обострением. За которым, как утверждает теория, следует катастрофа (бифуркация) с непредсказуемым исходом. И главное, что человеку необходимо совершить в самое ближайшее время, – оборвать это обострение. Коллективному Интеллекту придется искать пути, позволяющие реализовать описанную реальность, не нарушая основных заповедей, которые человечество начало формировать еще в палеолите.

И подобными проблемами, которые я называю конструктивными гипотезами, люди так или иначе уже начали заниматься, хотя и не всегда это сознают.

Здесь уместно сослаться на голландцев, на работу экологической организации “Дети Земли”. Она опубликовала важную работу “Sustainable Niederlanden” с подзаголовком “План действий”, переведенную на русский и изданную в июне 1996 года в Москве. В маленькой Голландии, видимо, лучше понимают положение дел в энвайроментальной сфере, т.е. в содержании и значимости проблем взаимоотношения Природы и общества, чем в главном “загрязнителе планеты” Соединенных Штатах. И, к сожалению, лучше, чем в России. Голландцы провели серию весьма важных и разнообразных расчетов, позволяющих оценить то, что может означать понятие “sustainable developmеnt” для такой страны, как Голландия. Так, они показывают, как их страна должна перестроить свою промышленность с тем, чтобы сократить водопотребление на 40%. Эта цифра взята не с потолка: если этого не сделать, то уже в ближайшее десятилетие жителям этой страны придется пить солоноватую воду из глубоких горизонтов, ибо верхние пресноводные горизонты будут исчерпаны. И так они формируют и другие, совершенно необходимые условия выживания, отлично понимая, сколь они недостаточны! Значит, они идут по пути оценки пределов дозволенного, что должно явиться первым и важнейшим шагом в формировании СТРАТЕГИИ выживания. Другое дело – сумеют ли они добиться желаемого результата? Особенно имея в виду размеры страны.

Точно так же, именно в Нидерландах, родился принцип равенства “энвайроментальных пространств”. Я не буду подробно расшифровывать этот термин. Его смысл в том, что каждая страна имеет право расходовать природный ресурс в объемах, не превосходящих некоторого, определяемого только количеством населения. На этой основе было подсчитано, что Голландия должна сократить выбросы углекислоты в атмосферу в 6 раз и т.д. Она же, по-видимому, тоже первой громко заявила о том, что мусоросжигающие заводы, конечно, лучше городских свалок, но решить проблему вредных отходов они не могут, поскольку переносят отходы в атмосферу, внося вредные изменения в качество воздуха, воды, земли и характер кругооборота веществ, который они еще и интенсифицируют.

С мусоросжигающими заводами связана проблема диоксинов – хлорорганических соединений, самых страшных отравляющих веществ, непосредственно влияющих на генетическую память организма. Допустимое количество диоксинов, поступающих в атмосферу такой страны, как Нидерланды, не должно превышать нескольких граммов в год.

Но особенно важен, с моей точки зрения, выдвинутый голландцами принцип равенства энвайроментальных пространств, поскольку он ставит все страны и все народы в равное положение. Это истинно демократический принцип. Но в настоящее время он тоже утопичен, ибо с ним вряд ли согласятся страны “золотого миллиарда”. И все же очень важно, что он сегодня уже сформулирован, что этот принцип произнесен, что о нем знают люди. Теперь это ориентир для дальнейших обсуждений.

Очевидно, что работа, подобная той, которую ведут экологические организации Нидерландов, может быть проведена во всех странах мира. Она потребует времени и средств, но тогда, когда она будет сделана, люди увидят ту черту, которую они не должны переступать ни при каких обстоятельствах.

Люди увидят, сколь непросто выдержать подобные необходимые требования, что неизбежна перестройка всей системы социальных и правовых отношений, межстрановых отношений, содержания нравственности, т.е. утверждение новой системы нравов. Они увидят, что им будет необходимо усвоить и принять новые представления об общечеловеческих ценностях, отказаться от многих привычных жизненных стандартов и многое другое. Я думаю, что самым трудным для многих стран будет необходимость планирования семьи и переход к семье с одним ребенком. Что, вероятнее всего, окажется после тщательного научного анализа абсолютной необходимостью.

Я думаю также, что уже современный уровень развитости Коллективного Интеллекта при соответствующем изменении социальных законов общественного развития способен достаточно четко определить все основные элементы СТРАТЕГИИ “SUSTAINABLE DEVELOPMENT”. Но для этого потребуется определенная организация Коллективного Интеллекта. Полагаю, что подобное дело должно лечь на плечи Организации Объединенных Наций (ООН). Сегодня эта организация в основном политико-чиновничья. Даже отдельные научные программы имеют межправительственный, политический характер. Для разработки же СТРАТЕГИИ нужен по-настоящему гуманистический центр – некий “штаб мудрецов”, члены которого представляют не государства, а специальности и гражданское общество. То есть он должен носить не межправительственный, а межпрофессиональный, общественный характер.

И этому штабу придется опираться на систему региональных центров. Только в этом случае он сможет аккумулировать знания и мудрость различных цивилизаций и не оказаться в услужении идеи “золотого миллиарда”, популярность которой быстро растет в развитых странах. И, конечно, законами всех стран придется обеспечить абсолютный приоритет в использовании средств массовой информации для оповещения многомиллиардного населения планеты о содержании СТРАТЕГИИ и ходе ее реализации.

Такой гуманистический центр, как организация планетарного масштаба, изучающая глобальные проблемы и принимающая необходимые решения, может быть только при ООН, но очищенной от ее чиновно-бюрократического образа мышления. В противном случае эту организацию ожидает системный кризис, подобно тому, как это случилось в Советском Союзе, когда интересы самого аппарата стали превалировать над интересами общечеловеческого будущего, ради которого и была создана Организация Объединенных Наций.

Думая о будущем, о принципах, надо видеть и ближайшие задачи. И на нынешнем этапе первоочередная задача подобного “штаба мудрецов”, как мне представляется, – разработка мер, способных смягчить теперь уже неотвратимый глобальный экологический кризис и наметить первый этап реализации СТРАТЕГИИ.

2. Новый гомеостаз и первые шаги СТРАТЕГИИ

Я обычно избегаю обсуждать дальние перспективы общественного развития – наши возможности предвидения крайне незначительны. Но такие разговоры непрерывно возникают: они отвечают потребностям людей, ибо людям трудно жить без некоторой, пусть даже утопической, парадигмы будущего. И она возникает естественным путем, как бы сама по себе. Разве размышления Вернадского, Тейяр де Шардена и их многочисленных последователей не есть шаг к ее созданию? Во всяком случае, формирующаяся система суждений повышает нашу уверенность в том, что следующий шаг в развитии общества еще не будет шагом в пропасть!

Человеку свойственно антропоцентрическое мышление. Поэтому осознание возможности кризиса нынешнего состояния биосферы, того факта, что существующие цивилизации исчерпали свой потенциал развития, полученный в процессе неолитической революции, родившей собственность и невиданное ускорение технического прогресса, не могло не привести человечество к идеям о превращении планеты, планетарного общества в единый “организм”. Тем более, что реальность общественного развития это постоянно подтверждает.

Здесь я употребил термин “организм” не как биологическое понятие, а как дефиницию из теории систем и теории управления. Поэтому он требует комментариев: “организм означает систему, имеющую свои собственные цели, рожденные ее внутренней сущностью и определенными возможностями им следовать”. Собственно говоря, идея коэволюции и возможность ее реализации как раз и будет означать превращение биосферы в единый организм. Цель развития такой системы очевидна: это новый гомеостаз.

Этим словом мы будем характеризовать такую форму развития системы, которая обеспечивает “sustainаbilitу” – устойчивое неравновесие, т.е. согласное с законами биосферы, приемлемое для развития общества. В принципе, это такое состояние биосферы, которое способно обеспечить развитие общества.

Состояние нового гомеостаза не может реализоваться само по себе. Оно требует целенаправленных усилий всего человечества, т.е. проявления коллективной воли, усилий, направление которых выработано Коллективным Интеллектом. Этот новый гомеостаз и есть основа будущих цивилизаций нашей планеты (если они состоятся!).

Предсказать, какими будут эти новые цивилизации, вряд ли возможно. И гадать не следует. Тем не менее уже видны некоторые коллективные действия, которые людям необходимо предпринять, чтобы эти цивилизации вообще состоялись. Действия, необходимые не когда-нибудь, а уже сегодня, которые нельзя откладывать, если мы хотим, чтобы такой гомеостаз состоялся. Хотя его особенности во многих чертах нам пока еще неизвестны.

Прежде всего необходимо наполнить конкретным содержанием принцип коэволюции, приняв для этого международную систему научных программ, ориентированных на его изучение. Подобные исследования должны иметь абсолютный приоритет перед любыми другими. Так, например, должно быть качественно расширено и изменено изучение состояния окружающей среды. Сегодня мы концентрируем внимание на нормах ПДК – предельно допустимых концентрациях вредных веществ. Знать их необходимо, но еще важнее изучить саму структуру кругооборота веществ и влияние на них активной деятельности людей. Другими словами, изучение динамики биосферы должно быть поднято на совершенно новый уровень, и прежде всего изучение структуры кругооборота веществ и особенностей энергетических потоков.

Кругооборот веществ сам по себе представляет сложнейшую нелинейную систему. А методики оценок, основанных на нормах ПДК, являются типичными примерами линейного мышления. Кроме того, они не учитывают явления автокатализа, т.е. взаимного усиления действия различных агентов при их совмещении или, наоборот, взаимного погашения их активности.

Здесь я не буду подробно обсуждать научные программы в данном аспекте. Это специальный и трудный вопрос. Только их перечисление может стать предметом большой научной публикации. Я отмечу лишь одну особенность подобной деятельности. Научные разработки вряд ли способны много сказать о том, что надо делать, как формировать новую цивилизацию. Но они должны и могут четко сказать о том, чего нельзя делать. Наука не указующий перст, а система знаний, позволяющая предупредить людей об опасностях, рассказать о возможностях, которыми располагает общество, и сделать осознанными новые табу, которые неизбежно станут возникать по мере усложнения цивилизации. Вспомним, что именно табу, составившие основу нравственности, превратили питекантропа в человека. Но тогда, на заре палеолита, на их утверждение ушла не одна сотня тысяч лет, и утвердились они благодаря действию надорганизменного естественного отбора, о чем я писал в начале этой работы. Теперь же систему новых запретов должна предложить и обосновать наука! И Коллективный Разум! А реализовать – коллективная воля! У нас нет времени для того, чтобы надеяться на естественные механизмы эволюционного развития.

Научные программы должны охватить не только естественные, но и гуманитарные знания. Последнее особенно важно, поскольку система гуманитарных знаний, знаний о человеке и обществе, бесконечно отстала от нашей повседневной практики, от ее потребностей.

Вот несколько замечаний об одной из гуманитарных дисциплин. В XVIII веке возникла политическая экономия. Родилась она усилиями Кэне, Рикардо, Смита и многих других. В ее основе лежали проблемы богатства, прибыли и, прежде всего, сиюминутного успеха в экономической сфере. В основе этой новой науки лежало представление о Природе как неограниченном резервуаре ресурсов, нужных человеку! Сегодня все эти принципы уже требуют пересмотра: резервуар почти пуст, а стремление к личному богатству и сиюминутному успеху столь возросло, что грозит гибелью человечеству. И вместо сиюминутного успеха на рынке, вместо максимизации прибыли в основе экономики должен появиться новый принцип: “Будущие поколения должны иметь те же ресурсные возможности, что и ныне живущие”! Это тоже новое табу. Его впервые декларировали опять же голландцы – пользуйся, но береги! И возникает естественный вопрос: можно ли и как на этом принципе построить новую науку – новую политическую экономию? Или, может быть, новую науку, которая придет ей на смену?

И мы уже понимаем (пока на интуитивном уровне), что без новой политической экономии, основанной на подобном принципе, новая цивилизация невозможна. Это уже понимает образованное общество, но понимают ли этот факт экономисты, политики и бизнесмены? Судя по их действиям – не очень!

А что стуит проблема денежного обращения?! Деньги возникли естественным образом – их ученые не выдумывали. Но, как и все в этом подлунном мире, деньги, родившись, начали жить самостоятельной жизнью – таков закон универсального эволюционизма! Деньги живут ради денег, и происходят прежде всего из денег, и не всегда зависят от производства и затраченного труда. Между процессами производства и денежным оборотом возникает рассогласование, и они порой становятся независимыми. И это несоответствие количества денег и производимого продукта непрерывно растет. И если люди не научатся соизмерять эти два потока, то и без всякого экологического кризиса однажды может наступить коллапс. Банкротства такой богатой страны, как Мексика, и некоторых крупнейших банков, происшедшие в последние десятилетия, очень опасный индикатор финансового неблагополучия планеты. Это финансовый “мальтузиазм”, но “мальтузиазм наоборот”: денежных ресурсов больше, чем это необходимо для жизнедеятельности общества.

Я думаю, что ясное сознание неизбежности эволюционных перемен нас неотвратимо приведет к переориентации направлений научного поиска и к изменению существующих в нем приоритетов: развитие науки, техники, ориентированное на прибыль, на войну, на уничтожение, что в общем одно и то же, должно быть заменено на поиски условий, обеспечивающих сохранение на Земле рода человеческого, на создание и обеспечение нового гомеостаза. Сделать такое в рамках только одних механизмов современной рыночной экономики невозможно!

И последнее меня беспокоит больше всего!

И не может не беспокоить, поскольку отказаться от веры во всесильность рынка куда труднее, чем сменить вероисповедание.

И все же, основная аксиома очевидна: потенциал развития исчерпан. Средства и способы решения судьбоносных противоречий, утвердившиеся после неолитической революции, уже неспособны вывести общество на новый виток развития. Нужны новые механизмы, новые нравы – новая нравственность.

3. Новая идеология?

Сейчас во многих странах идет интенсивная работа над “Хартией Земли” и программой “sustainable development”. Но, к сожалению, ее ведут преиущественно политики и экономисты. А должны были бы ее разрабатывать ученые и философы, поскольку в основе этих работ должны лежать нравственность и новая идеология. Доверять эту работу политикам просто опасно.

Я произнес слово, которое у нас сейчас не очень в чести. “Идеология” – это слово себя основательно дискредитировало в ХХ веке! Хотя апелляция к идеологии как для коммунистической элиты, так и для многих других была всего лишь камуфляжем человеческих страстей и стремлений отдельных групп людей. С которыми, увы, всегда придется считаться.

Но в действительности никакое общество не может жить, а тем более развиваться без идеологии, независимо от того, произносится это слово или нет. Идеология – некоторый синтез нравственности, мировоззрения, точнее даже миропонимания, степени приоритета общественного перед личным. Она есть некоторым образом усредненный вектор личностных, эгоистических устремлений нации, государства, хотя в известных условиях может быть и навязана обществу, быть средством коллективного зомбирования и тем самым противоречить его объективным интересам. Но в обычных условиях идеология – это то, что цементирует общество, делает более эффективным его коллективные усилия. Следование идеологии, координирующей усилия отдельных личностей, чаще всего выгоднее нации, государству, чем хаос и действие стихийных механизмов самоорганизации.

Так вот, я убежден, что в нынешних условиях наступающего общепланетарного кризиса должна быть выработана некоторая общепланетарная идеология, цементирующая усилия планетарного сообщества, а также усилия, необходимые для его выживания, направленные на преодоление надвигающегося экологического кризиса. Разработка и утверждение такой идеологии должны быть становым хребтом того документа, который будет называться “Хартией Земли”, и многочисленных программ дальнейшего развития цивилизации. Которые пока что представляют собой некий достаточно эклектичный набор благих пожеланий.

В первой главе этой работы я говорил о том, что не существует единого, а тем более “правильного” мировоззрения. Люди по-разному представляют себе мир и свое место в мире, по-разному представляют меру своей ответственности за происходящее на планете, за ее будущее. Но необходимо должны существовать некоторые универсалии в поведении и взглядах людей, поскольку человечество взаимодействует с Природой как единый биологический вид. Так вот, когда я говорю о необходимости некой единой общепланетарной идеологии, то я имею в виду некую совокупность подобных универсалий. Если угодно – некий общий становой хребет.

Планетарная идеология не должна носить тоталитарный характер или представлять собой жесткий регламент поведения, подобный воинскому уставу и даже правилам шариата. И тем более это не должна быть идеология сект, подавляющих индивидуальность и подчиняющих человека некой однозначной догме или воле другой личности. Мне представляется, что современная планетарная идеология должна чем-то напоминать религию, которую полторы сотни лет тому назад провозгласил Бахаулла. Разумеется, ее опорой должна быть наука конца ХХ века, а не представления основателя религии бахаи. Хотя многие положения звучат вполне современно и, я бы даже сказал, “экологически правильно”! И даже в чем-то похожи на идеологию ноосферы, но не в смысле Тейяр де Шардена, а Вернадского.

В отличие от идеологии коммунистического фаланстера или рыночного либерализма Хайека, ноосферная идеология – позволю себе употребить это не очень четкое словосочетание – относясь очень бережно к активности индивидуума, его творчеству, должна обозначать определенное русло коллективных усилий человечества. И это русло должно быть научно выверенным.

Я думаю, что подобная идеология должна однажды возникнуть, ибо это и будет означать способность человечества выжить в современных условиях. Для обеспечения экологического императива необходим нравственный императив. Я об этом много раз писал и думаю, что подобной идеологии как раз и предстоит его реализовать. И в ее основе, как мне кажется, будут лежать взаимное доброжелательство людей и принципы, аналогичные тем, которые были произнесены 2000 лет назад в Нагорной Проповеди.

Важнейшую роль в формировании ноосферной идеологии должны сыграть религии и образование.

* * *

В первой главе я высказал свое отношение к проблемам веры и религиям, я сказал о том, что в той или иной степени, в той или иной форме религиозное чувство присуще каждому человеку. Религии играют и будут играть большую роль в судьбах общества, и на них, так же как и на гражданское общество, ложится бремя ответственности за будущее.

Понимают ли это те, кто служит Богу?

Я никогда не мог понять одного обстоятельства. Почему те, кто искренне верит в существование Вселенского Разума или существование Надчеловеческой Силы, придают столь важное значение конкретному религиозному мифу? Ведь в самом главном, формулируя главный этический принцип, необходимый для обеспечения будущности человека, они говорят почти дословно одно и то же. Позволю себе проиллюстрировать сказанное рядом цитат, позаимствованных мной из замечательной, но, к сожалению, пока еще не изданной книги Я.Д. Яхнина “ Размышления о Разуме, Боге и будущности человечества”. Вот как основные мировые религии формулируют главный этический принцип.

Буддизм: “Не причиняй вред другим, так же как ты не хочешь, чтобы навредили тебе”.

Бахаизм: “Он не должен желать другим того, что не желает себе, и обещать того, что не может выполнить”.

Зороастризм: “Природа только тогда хороша, когда не делает другому того, что не хорошо для нее”.

Даосизм: “Хороший человек должен жалеть о злонравных поступках других; смотреть на удачи других, как на свои собственные, и на их беды так же, как на свои”.

Индуизм: “Суть всех добродетелей в том, чтобы обращаться с другими так же, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой”.

Ислам: “Никто не может считаться верующим, пока он не желает для своего брата того же, что желает для себя”.

Иудаизм: “Не делай ближнему своему того, что плохо для тебя. В этом весь закон, все остальное комментарии к нему”.

Конфуцианство: “Максимум доброты – это не делать другим того, что не желаешь себе”.

Христианство: “Поступайте с человеком так же, как вы хотите, чтобы он поступал с вами”.

Мы видим, что сердцевина всех мировых религий, именно религий, а не культов и сект, одна и та же. Это утверждение тех этических принципов, которые необходимы человеку для обеспечения его будущего. Все остальное – формирование тех или иных религиозных мифов, той или иной философии: напластование истории, воздействия цивилизаций, пришедшие еще из дорелигиозных времен. Поэтому у всех религий есть основы для совместной деятельности, направленной на утверждение этих этических принципов, для формирования ноосферной идеологии, которая должна не зависеть от религий. Но для такого единения надо преодолеть противоречия чисто мирского характера, которые существуют между конфессиями и препятствуют цементации тех усилий человечества, без которых его будущность может не состояться. Я убежден, что религиозная непримиримость – это реликт прошлого и человечеству необходимо его преодолеть!

А нам, представителям естествознания, людям, которые, по большому счету, стоят вне конфессий, надо искать контактов и взаимопонимания с представителями любых конфессий, декларирующих основные этические принципы и способных внести конструктивный вклад в создание ноосферной идеологии и распространение ее в обществе.

* * *

Я думаю, что проблемы формирования ноосферной идеологии должны стать одним из краеугольных камней национальных программ реализации принципа “sustainable development”. И особенно в работах, связанных с “Хартией Земли”.

5. Проблемы образования

Нам трудно заглянуть в будущее. Но мы уже знаем достаточно, чтобы не сидеть сложа руки. Так, мы знаем с абсолютной достоверностью, что человек должен воспринимать себя частью Природы, а не ее господином, как думал Френсис Бэкон или учила христианская традиция. Надо научиться жить в согласии с Природой и ее законами. И эти принципы должны войти в кровь и плоть человека. Значит, первое, что можно и нужно делать сегодня, – понять, принять эти принципы и решать проблемы образования и воспитания, которые помогли бы впитать подобные принципы с молоком матери… Я отдаю этим проблемам первый приоритет: новая цивилизация должна начаться даже не с новой экономики, а с новых научных знаний и новых образовательных программ. Именно так я понимаю первый и важнейший шаг СТРАТЕГИИ “sustainable development”.

Без соответствующего уровня образованности человечества не может возникнуть и идеология, и тем более реализоваться нравственный императив! И образовательный процесс должен приобрести строго фокусированный характер.

Сегодня много говорят об экологизации образования, и общая позиция здесь определена достаточно точно: экологическое (лучше сказать, энвайроментальное) воспитание и образование должны охватывать все возрастные категории. Экологическими знаниями, подобно арифметике, должны обладать все, независимо от специальности и характера работы, места обитания и цвета кожи.

Этот принцип постепенно начинает реализовываться практически во всех развитых странах. Там проблемам энвайроментального образования и воспитания посвящают значительные усилия и государство, и общество. На Западе такая деятельность локализована прежде всего во внешкольной сфере. Созданы многочисленные центры экологического образования, и изданы прекрасные учебные пособия. Но такой подход требует, увы, много денег.

В России этой проблемой также начали заниматься, причем тоже весьма интенсивно. И подобное происходит, несмотря на нашу катастрофическую бедность. В стране уже существует множество отдельных и весьма эффективно работающих очагов экологического образования. Это наглядно показала Всероссийская конференция по экологическому образованию, которая была проведена Российской национальной организацией Зеленого Креста весной 1995 года в Москве. Она собрала более 400 учителей со всех концов страны. И я должен сказать, что, несмотря на дефицит бумаги, дороговизну изданий, общую бедность и неустроенность, у нас есть много оригинального, представляющего общий интерес. Мы не только учимся у Запада, но можем многому и обучить Запад. Мне как одному из организаторов этой конференции не было стыдно перед нашими зарубежными гостями за то, что продемонстрировали учителя не только Москвы и Петербурга, но и Перми, Красноярска и других городов страны.

Пожалуй, главное достоинство наших педагогов – в их стремлении не ограничиваться локальными методическими находками, а в небезуспешных попытках создать “систему образования”, объединяющую школьное образование, внеклассную работу и специальные экологические знания с экологизацией преподавания остальных предметов. Создать нечто единое целое. В традициях нашей русской культуры есть на что опереться. Вспомним Тютчева:

Не то, что мните Вы, Природа,

Не слепок, не бездушный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

В этих четырех строчках сконцентрировано то истинное отношение к Природе, которое изначально присуще нашей русской цивилизации. Ее особенность и уникальность заметил еще Данилевский в начале 60-х годов прошлого века. А через 70 лет подобное утверждение повторил Тойнби. И я думаю, что нам будет легче, чем странам, расположенным на Европейском полуострове, создать полноценную и более совершенную систему непрерывного экологического образования. Лучше сказать, воспитания в единстве с Природой – были бы деньги и соответствующее руководство страной. Ее создание будет важнейшим шагом на пути к эпохе ноосферы и развитию процесса ноосферогенеза. И тем самым – вкладом русской культуры в мировую цивилизацию.

Но одного экологического образования недостаточно. Людям предстоит преодолеть множество трудностей, перестроить свой менталитет, изменить шкалу ценностей, решить проблемы регулирования семьи (надо честно смотреть в глаза реальности и не строить иллюзий: без сокращения населения планеты добиться гармоничного развития Природы и общества, вероятнее всего, невозможно!), научиться вместе решать и вместе выполнять решения. Вот почему я убежден, что вступить в эпоху ноосферы сможет только высокоинтеллигентное общество, каждый член которого способен понимать и чувствовать ответственность за судьбу общества и вести себя сообразно с этой ответственностью. А для этого человек должен иметь широкое, не только специальное, но и гуманитарное образование. Я убежден, что XXI век должен стать веком гуманитарных знаний! Самые трудные вопросы, с которыми мы приходим в соприкосновение, это проблемы человека, проблемы воспитания человека, способного следовать новым идеалам. И, конечно, их создание!

Другими словами, и естественнонаучное образование должно стать гуманитарным! Сказанное не парадокс, а необходимость.

Но это все требует и перестройки общественных отношений, самой природы общества. Самоорганизация общества вступает в новую фазу, и развитие событий будет определяться противоборством двух противоречивых тенденций. Одна – сохранение чисто “рыночных” отношений: гражданское общество и Коллективный Разум (в том числе и государство) должны быть вне сферы производства, производственных отношений, а тем более проблем реконструирования общества.

Другая тенденция – строго противоположная: все большая и большая активность гражданского общества и Коллективного Разума, который становится его составляющей в вопросах производственной деятельности и взаимоотношений Природы и общества. Победа первой приведет к таким сценариям развития, которые окажутся однажды тупиковыми. Но сейчас разворачиваются сценарии именно этого типа. Возможности продолжения пути восхождения к Разуму тесно связаны с проблемами образованности людей, а может быть, и определяются образованностью. Хотя бы потому, что знания рождают не только грусть, как учил Экклезиаст, но и качественно иные потребности, чем те, которые демонстрируют сегодня “новые русские”.

С этой позиции меня очень волнует судьба моей страны. Я всю жизнь занимался образованием, читал лекции, заведовал кафедрой, более 20 лет был деканом. Много ездил по разным заграницам, читая лекции в разных университетах, наблюдал и сравнивал. И у меня сложилось убеждение, что в России была создана лучшая в мире система образования. Причем не столько образования элиты, сколько образования нации в целом.

Эта система имеет давнюю традицию, и опиралась она на наше миропредставление, весьма отличное от протестантско-католического, на тысячелетнюю традицию народа, оказавшегося способным создать великую цивилизацию в самой северной, самой холодной и труднодоступной стране мира – северной Евразии. В основе этой образовательной системы лежали земские школы. Очень удачна была система реальных училищ и гимназий, созданных в конце прошлого века. Но особенно хороша была система вузовского, особенно высшего инженерного образования. Вовсе не случайно наши инженеры, оказавшись в эмиграции после революции 1917 года, очень неплохо устроили свою судьбу. Может быть, они меньше, чем их западные коллеги, стремились к рекламе и сиюминутному успеху. Но они обладали той широтой образования и привычкой к фундаментальным знаниям, которые и дают “настоящий успех”, хотя и не сиюминутный, может быть, и не столь яркий, как дает насыщенное рекламой западное образование, но зато на длительном отрезке времени.

Наконец, в России была традиция формирования научных школ, когда сами собой возникали научные содружества ученых и инженеров, объединенных вокруг талантливого руководителя, чаще всего неформального, или вокруг некоторой идеи. В них, кроме обычной соревновательности, присутствовал и коллективизм, забота всех членов школы о ее судьбе и отдельных ее участниках. Замечу, что кроме России научные школы в нашем понимании существовали только в Германии. Однако они были разрушены фашизмом и практически не восстановились и сейчас! Германия, видимо, навсегда потеряла те позиции в науке, которые она имела в начале нынешнего века.

Я хочу обратить внимание на одно явление, которое уместно назвать “феноменом Советского Союза”. За 10 послевоенных лет, после гибели десятков миллионов людей и страшной разрухи, Советский Союз смог сделаться второй научной державой мира. Этот факт очень поучителен. Но его не очень стремятся расшифровывать. Он объясняется не только усилиями государства, не только энтузиазмом нации, одержавшей эпохальную победу в самой трудной войне, которую знало человечество, но и тем, что правительству удалось сохранить научные школы. У моего поколения, пришедшего в науку после фронта и демобилизации, были учителя, способные передать эстафету культуры и знаний, а настрой общества (я его называю послевоенной эйфорией) обеспечил стремление молодежи принять эту эстафету. Это то, что сейчас встречается все реже и реже: сегодня наш опыт и наши мысли чаще всего просто отбрасываются как отработанный материал. А если и воспринимаются, то скорее за рубежом, чем дома. И это трагично не только для России.

Теперь ситуация изменилась в корне! Как будто бы по злой воле, направляемой неким демоном, научные школы распадаются, уровень образованности падает, разрушается сама система образования – последнее особенно страшно. Мы неуклонно погружаемся в невежество. Еще десять-двадцать лет – и по уровню образованности нации мы окажемся в состоянии Соединенных Штатов. Но у них есть деньги, и они могут приобретать интеллектуальный потенциал в России, в Индии, Китае – всюду, где его неспособны содержать. А мы?

Мы можем рассчитывать только на себя – понимают ли это власть имущие? Понимают ли они, что наш единственый шанс подняться на ноги – образованность нации!?

5. Сигналы бедствия

Итак, будущее планетарного общества и каждой отдельно взятой страны решающим образом будет зависеть от распространения знаний, общей образованности, культуры. От того, насколько люди способны познавать неизбежные табу и будут способны их принять, им неукоснительно следовать. От способности создать общепланетарную идеологию, которую я рискнул назвать ноосферной.

Вот в уровне этой “способности”, или, точнее, – неспособности, я и вижу основную опасность для судеб рода человеческого. По этой причине я называю себя “пессимистическим оптимистом”. Это означает, что я вижу потенциальные возможности, которыми располагает человечество, но у меня нет никакой уверенности в том, что оно окажется способным однажды ими воспользоваться. Коллективный Разум сможет определить цели, но у него может не хватить сил для организации коллективной воли, необходимой для их достижения. Пример тому – та же Нагорная Проповедь! Казалось бы, ее принципы, будучи принятыми всем христианским миром, должны были изменить поведение христиан. Ан же нет! Уничтожение альбигойцев, костры инквизиции и множество мерзостей, которым нет числа, проходили под знаком Того, кто произнес великие слова Нагорной Проповеди.

Препятствия для продолжения восхождения человека по ступеням Разума я вижу не только в том, что людям придется умерить свои потребности, или в том, что необходимо предстоит заниматься регулированием семьи и экономным использованием ресурсов. Я вижу неизбежное столкновение цивилизаций – не столько народов, сколько именно цивилизаций, несущих разное мировоззрение, разное понимание места человека в обществе и общества в Природе, весьма неодинаковую ранжировку человеческих ценностей, неспособность включить в число своих неукоснительных ценностей те универсалии, о которых я уже говорил. И, наконец, неспособность примирить разные религиозные мифы. И последнее, может быть, самое страшное. Вспомним замечательные стихи Гете, переведенные Алексеем Толстым,в “Коринфской невесте”:

Где за веру спор,

Там, как ветром сор,

И любовь, и дружба сметены!

Проблемам столкновения цивилизаций, не народов, не стран, а именно цивилизаций, я посвятил большую статью (см. Современный антропогенез и цивилизационные разломы//Вопросы философии. 1995. № 1), в которой постарался развернуть необходимую аргументацию.

В настоящих условиях, т.е. с позиции дня сегодняшнего, меня особенно беспокоит различие в миропонимании мусульманского и христианского миров. И дело здесь не столько в самом факте религиозной ориентации, сколько в тысячелетних традициях народов, несущих эту ориентацию. Ибо, в отличие от Тойнби, я полагаю, что не религия формирует цивилизацию, а цивилизация усваивает те нравственные принципы и то религиозное миропонимание, которые в наибольшей степени отвечают цивилизационным традициям народа. То есть цивилизация “выбирает” религию и приспосабливает под свои потребности и идеалы. И примерам, подтверждающим эту точку зрения, нет числа.

Распад христианства на западную и восточную церкви в решающей степени определялся тем, что византийский мир и цивилизационная ориентация славянства были европейской альтернативой империи Карла Великого, а затем Священной римской империи германского народа. Той цивилизации, которая там сложилась. И славянство в своей массе не могло отказаться от возможности реализации этой альтернативы, которая отвечала совсем иной “цивилизационной парадигме”. Ну и кроме того, этот отказ был бы, вероятнее всего, трагичным исходом для нашей цивилизации.

Пример истории Польши в этом отношении очень показателен. У нее, как и у других славянских стран, был выбор. Либо следовало отказаться от своей славянской идентичности и традиционной цивилизации, приняв католицизм. И, может быть, этим самым и ускорить свое развитие. Либо сохранить свою возможность остаться славянской альтернативой. Польша приняла первый вариант. Но “настоящей” Европой в свой круг она все же допущена не была. В результате Польша так и осталась маргинальной страной. Но выбор есть выбор! И процитированные стихи Гете наводят на размышления. Так что в существующих цивилизационных различиях, тем более при ускорении технического прогресса, зреют цветы зла. Их надо вовремя обнаружить и не дать развиться! И это еще один аспект программы “sustainable development”.

Но в перспективе наибольшую опасность для вида homo sapiens я вижу не в противопоставлениях отдельных цивилизаций: опыт тысячелетней России показывает, что цивилизации, христианский и мусульманский миры могут найти устраивающий всех компромисс, необходимый для мирного сожительства. Основную опасность я вижу в представлении об универсальности цивилизации, в канонизации “этики протестантизма”, утверждающей существование избранности, а ее мерой – личный успех. Эта избранность дает право на исключительность – такая позиция уже вошла в сознание очень и очень многих европейцев и американцев. Отсюда и концепция “золотого миллиарда”, и другие похожие идеи, катастрофические для рода человеческого. А главное – убежденность в совершенстве той системы капитализма, которая утвердилась в европейско-американской цивилизации и выражением которой является протестантская этика, во всяком случае в той форме, в какой она описывается Вебером. Вспомним, что в свое время она разрешала платить деньги за скальпы индейцев! Но ее принципы с тех времен не так уж и изменились. Вспомним О. Генри: “Боливар не вынесет двоих”.

Хотя подобные принципы приобрели ныне более цивилизованную форму, чем во времена колонизации Америки, но убежденность в существовании избранности сколь-либо заметно не изменилась. И эти представления в сочетании с экологическими трудностями открывают дорогу новому типу тоталитаризма.

Я убежден, что возможности любой цивилизации, в основе которой лежат индивидуализм, представление об избранности, патологическая убежденность в собственном превосходстве и исключительности, исчерпаны! Они свою игру уже сыграли! Подтверждение этой мысли я вижу в падении общей культуры Запада, снижении уровня образованности “образованных людей”, в поп-музыке, в отсутствии интереса к настоящему искусству, к тому прекрасному, что создано человечеством и отвечает стремлению к добру, к человеколюбию. И эта европейско-американская культура и тенденции ее развития – квинтэссенция духовной эволюции, свойственной тем народам, которые изобрели и утвердили капитализм в его современной форме. Если существующую систему мы можем именовать капитализмом!

Культ абсолютного индивидуализма, чистогана, максимальной прибыли, какофонии вместо настоящей музыки, крутых детективов вместо произведений классиков, наркотиков, секса – все это естественное развитие событий, начавшихся еще в XVII веке. Это результат развития капитализма и утверждения принципа “laissez faire” – не мешайте деньгам делать деньги, таков изначальный смысл этого лаконичного выражения, узаконенный еще французской революцией. Конечно, все протекающее неоднозначно. Существует и встречный поток, но он почти незаметен на общем фоне деградации культуры. Этот фон будет оказывать яростное сопротивление любым гуманистическим начинаниям и образованности, часто даже и неосознанное. Вот два замечания на этот счет.

Первое. Люди должны знать о тех катаклизмах, которые рождаются их деятельностью и которые уже видны на горизонте. Они должны к ним готовиться. И знать, что времени осталось немного: если все будет развиваться по ныне действующему сценарию, то “прелести”, рожденные самим человеком, увидят люди, родившиеся уже на пороге нового тысячелетия, – это не далекое будущее, это завтрашний день. Но средства массовой информации, без которых эти проблемы решены быть не могут, вряд ли будут отказываться от своих рекламных гонораров и демонстрации бесконечного количества пошлых фильмов, которые и впредь будут воспитывать людей в потребительском духе. Они будут и дальше потакать людским слабостям, что куда выгоднее и легче, чем рассказывать о доброте, взаимопомощи, необходимых лишениях, а тем более давать эфирное время для лекций по экологии.

Современный либерализм содействует работе ассенизаторов, очищающих города от отбросов, но не разрешает заниматься ассенизационной деятельностью в куда более опасной сфере загрязнения – в сфере информации, и особенно идеологии и нравственности.

Второе. Современная капиталистическая система в целом очень мало заинтересована в том, чтобы общество было по-настоящему интеллигентным и образованным, в том, чтобы оно представляло себе всю пагубность и опасность разворачивающегося сценария общественной эволюции, ибо это противоречит сиюминутной выгоде тех, кто “правит бал”.

Многое, конечно, изменилось со времен Маркса, и сегодняшний капитализм мало похож на то, что было полтора века тому назад: появилась социальная ориентированность государственной политики, люди стали лучше и дольше жить и т.п. Но суть осталась старой, ибо в основе жизнедеятельности современной либеральной системы остается тот же классический рынок, а труд основной массы населения продолжает быть товаром!

И эта суть будет мешать утверждению настоящего образования, полноценной культуры и той нравственности, которая необходима для реализации принципов коэволюции. Поскольку этому рынку нужны, прежде всего, узкие “профессионалы-роботы”.

* * *

Эпоха, открытая Реформацией и английской революцией, подходит к концу. Следование системе ценностей, создавших капитализм и инициировавших то грандиозное явление человеческой истории, которое называется научно-технической революцией, становится опасным для человечества, для его существования. Дав человеку невиданное могущество, она одновременно и загнала его в тупик, противопоставила Природе и тем самым лишила перспективы развития в рамках современных цивилизационных парадигм. Слов нет, она создала великую науку и великую технику, но не создала той нравственной основы, которая позволила бы всем этим достижениям открыть новую страницу истории развития человечества – новую страницу антропогенеза. Происходит нечто подобное тому, что случилось тогда, когда наш далекий предок сделал каменный топор. Для того, чтобы это показать, я и начал свой рассказ с описания событий начала антропогенеза и той перестройки, которая началась еще в нижнем палеолите. Для того, чтобы не перебить друг друга и сохранить себя на Земле, для того, чтобы обеспечить дальнейшее развитие тем гоминидам, которые стали нашими предками, пришлось изменить сам характер эволюции и отказаться от индивидуального биологического совершенствования. Если угодно, – от простейшей формы индивидуализма! Сейчас происходит нечто похожее.

Современная цивилизация оказалась в патовой ситуации: в рамках существующих механизмов, существующих нравов, т.е. системы нравственных начал, любой шаг, любое действие не могут считаться обнадеживающими. Единственное, что необходимо, – знания, образование и действия, дающие человечеству тайм-аут, – время для принятия согласованных решений.

Вот почему вопрос: “А что теперь?” – ответа пока не имеет. Здесь надо быть предельно честными. В каких новых цивилизационных рамках возможно продолжение рода homo sapiens? Какова будет палитра цивилизаций посткапиталистического мира, сможет ли человечество войти в эпоху ноосферы и какие народы скажут свое решающее слово в выборе пути в будущее?

Я надеюсь, что Россия будет в их числе! Часть вторая. ЛОГИКА ИСТОРИИ: ЕСТЬ ЛИ АЛЬТЕРНАТИВЫ?

Глава первая. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

1. Несколько предварительных замечаний

Человеку дан разум, точнее, он возник в процессе эволюции. И в Природе вместе с человеком появилась новая непредсказуемость. В мире живого появилось существо, обладающее духовным миром, у которого есть свое представление об окружающем. Не то инстинктивное, что свойственно любому живому, а сознательное. Возникли, соответственно, и свои цели, которым он оказался способным следовать. У него возникла воля, которую часто называют свободой воли. В Природе появились новые механизмы развития. Возникла новая логика эволюции, часто никак не согласованная с традиционной логикой Природы, которая управляла развитием мира до появления человека.

И нельзя сказать, хорошо это или плохо. Природа расширила свои потенциальные возможности развития. Но возникшая несогласованность может стать опасной для самого Разума. Она может не только задержать, но и прекратить восхождение человека, а следовательно и Природы, по этим “ступеням Разума”. Человек начал сознательно вмешиваться в собственную судьбу, а следовательно и в развитие Природы, следуя своим целям, не отдавая, как правило, отчета в относительно далеких последствиях собственных действий.

Но во всем этом тоже просматривается своя логика – логика истории. И задача человека, его Коллективного Разума, научиться вписывать эту логику истории в логику развития Природы, найти ту гармонию синтеза обеих логик, которая только и способна обеспечить развитие человека. А для этого, хотим того или не хотим, мы должны подумать о возможных альтернативах исторического процесса.

Но говорить об альтернативах исторического процесса можно только тогда, когда речь идет о будущем. А чтобы эти рассуждения имели смысл, надо опираться на уроки прошлого. Не искать в них ответов на сиюминутные потребности, но со вниманием относиться к аналогиям. Вероятно, это и есть главный постулат философии истории, ее сокровенный смысл.

2. Доброе слово о Вольтере. Новая историческая наука

Сегодня мало кто использует термин “философия истории”, хотя именно теперь, на переломе истории цивилизаций, на пороге нового кризиса, больше, чем когда-либо, необходимы понимание и интерпретация смысла этого термина. Но, прежде чем его обсуждать, вспомним некоторые факты прошлого.

Словосочетание “философия истории” придумал и начал использовать великий Вольтер, человек, коллеги и последователи которого, по иронии судьбы, вообще не считали историю наукой. Так, Монтескье в своем знаменитом сочинении “О духе законов” (1748 год) писал о том, что любая человеческая жизнь и жизнь любого народа – просто отражение и климатических, и географических, и прочих условий обитания. Философия истории эпохи Вольтера исключала созидательную возможность человеческого разума и не рассматривала его в качестве одного из начал развития человеческого общества, а сводила его роль лишь к коллекционированию фактов. Еще 200 лет тому назад ученым было чуждо восприятие истории в виде описания некого процесса – процесса развития общества.

И, несмотря на то, что понятие философии истории было детищем XVIII столетия, само понятие историзма и вера в ту роль, которую способен играть духовный мир в судьбах и отдельного человека, и общества, полностью исчезает в эпоху Просвещения. В этом эпоха Просвещения была совершенно не похожа на эпоху Возрождения, которая полагала, как и в античные времена, что человек в своих свершениях мог стать равным Богу, что именно он творил историю.

Конечно, философия истории не только возникла, не только сохранялась, но и развивалась в век Вольтера, ибо и тогда признавалось существование некоторых общих законов общественной эволюции, однако столь же независимых от желания и действий людей, как и законы движения планет. А ведь подобные утверждения тоже относятся к философии истории.

К эпохе Вольтера нельзя относиться однозначно. Век Просвещения был великий век: он создал стандарты рационального мышления, благодаря которым только и могла возникнуть современная наука. Основы успехов XIX и ХХ веков были заложены в XVIII веке, когда оформилось понимание того, что значит наука и научный метод. Мы все и теперь несем на себе печать классического рационализма, всей той системы взглядов, которая привела на современный уровень не только физику, но и остальные области естествознания. Но, отдавая должное гениям эпохи Просвещения, нельзя не видеть и ограниченность ими созданного мировоззрения. Идеалом науки была простота, образцом которой стали законы Ньютона. Этот идеал сохраняется и сейчас, и мы все следуем знаменитому принципу – “не употребляй сущностей без надобности”, но этого, увы, недостаточно!

Стремление к упрощению естественно для любой науки. Оно необходимо: человек может мыслить лишь относительно простыми схемами. Поэтому я не бросаю упрека стремлению к универсальности предложенных схем и идей редукционизма и не считаю это пороком. Более того, именно им обязана наука XIX века своими успехами. И представление о мироздании как о некогда запущенной, причем достаточно простой машине тоже было необходимым и крайне важным для дальнейшего развития этапом становления мысли. И очевидно, что вместе с накоплением знаний эти схемы, эти представления о машине, действующей по раз и навсегда заведенному правилу, неизбежно должны были бы качественно усложниться. Что и начало происходить уже в XIX веке. Но в мышлении титанов эпохи Просвещения был один постулат, преодоление которого оказалось возможным только в ХХ веке.

Это было представление о человеке как о внешнем, постороннем наблюдателе всего того, что происходит вокруг нас. То есть не принадлежащем этой машине и не способном влиять на характер ее деятельности.

Именно эта “предвзятость” заставила людей эпохи Просвещения не замечать индивидуальности, исключительности человека, игнорировать его духовный мир, его иррациональность и разнообразие типов людей. Так же, как и древние греки, ученые эпохи Просвещения принимали человека раз и навсегда заданным, игнорировали изменение его личности, его духовного мира, эволюцию его представлений об окружающем и влияние этих изменений на течение мировых процессов.

История никогда не повторяется – это понимали еще в античные времена; всегда происходит нечто новое, но природа человека неизменна – таков был основной постулат! Да и само выражение “природа человека” появилось только в эпоху Просвещения. Оно отражало основную парадигму революции Коперника – Галилея – Ньютона: человек принадлежит к Природе, целиком зависит от нее, является ее прямой производной. Теперь мы в известной мере возвращаемся к подобному представлению, но на совершенно ином уровне. Теперь мы отдаем себе отчет в иррациональности духовного мира индивидуума и уже не пытаемся выводить его особенности непосредственно из локальных свойств природы, окружающей человека, подобно тому, как это пытались во времена Вольтера и Монтескье.

Заметим, что ограниченность рационализма понимали еще в эпоху Вольтера, и попытка объединить иррациональность человека с рациональным видением мира привела И. Канта к представлению о дуализме, плохо понятом современниками великого философа. И философия истории, родившаяся в эпоху Просвещения, еще долго продолжала сводить историю лишь к специальному проявлению тех или иных особенностей окружающей природы.

Сейчас уже кажется удивительным, но в XVIII веке ученые еще не понимали существования принципиального отличия наук гуманитарных от наук естественных. И этому были определенные оправдания. Новое знание о Природе, обретенное человеком, его наблюдения, новые стремления и действия, ими порожденные, в те времена не меняли сколь-нибудь заметно те процессы, которые происходили в окружающем его мире, как в нынешнее время. И в течение многих поколений люди жили в одних и тех же условиях, что позволяло человеку, используя приобретенные знания в своей практической деятельности, оставаться на позициях стороннего наблюдателя.

Вот почему философия истории эпохи Просвещения опиралась на представление о том, что история, как и другие гуманитарные науки, если это действительно науки, должны развиваться по тем же канонам и изучаться теми же методами, что и науки естественные. Представлялось, что обратных связей здесь тоже нет и быть не может, как и в науках естественных! Что все знания абсолютны и они постепенно познаются человеком. Утверждение о том, что стена между Природой и человеком могла преодолеваться только в одну сторону, казалось аксиомой, истиной, не требующей доказательства! Такова была позиция, которая разделялась учеными не только в XVIII, но и в XIX (да и в ХХ) веках. И до поры до времени она находила подтверждение в нашей практике. Точнее – не знала исключений.

Только значительно позднее ученые стали понимать, сколь отличен объект гуманитарного знания от того, с чем привыкли иметь дело естествоиспытатели. Успехи естествознания во многом определялись возможностью не только экспериментировать, но и повторять нужные эксперименты. Обществоведение же, да и другие гуманитарные науки имеют дело с уникальным объектом, и повторение эксперимента исключается полностью. В распоряжении ученых, изучающих общество, есть лишь один единственный материал – прошлое. Вот почему здесь столь условными и неточными оказываются любые аналогии. И сколь они необходимы одновременно! Ибо других способов познания просто нет.

Вот почему в гуманитарных науках нет и быть не может законов типа законов Ньютона и почему для изучения мира человеческих страстей и духовного мира человека нельзя опереться на четкие законы, а надо принять ЛОГИКУ развития событий. И учиться следовать этой ЛОГИКЕ.

Гуманитарные науки изучают прежде всего мышление человека, особенности его духовного мира, и, познавая его логику, люди тем самым совершенствуют свое мышление, т.е. меняют самого человека, идеалы, к которым он стремится. Следовательно, и его действия. А это-то и означает, что знания меняют сам объект исследования. И историю общества, поскольку история – это результат действий людей, преследующих свои цели, прямо зависящие от того представления о мире, которое формирует их мышление. Концепция ложных аналогий между науками естественными и гуманитарными порождает различные утопии, поскольку игнорирует тот факт, что вместе с совершенствованием самосознания или усвоением (может быть, даже ложных) догм люди начинают действовать по-другому, до сих пор неизвестным образом.

В результате усвоенных догматов у людей рождаются определенные представления об окружающем, происходит изменение шкалы ценностей, а следовательно, и поведения людей. Последнее обстоятельство ставит перед ними новые, трудные, а может быть, и неразрешимые проблемы их общего будущего. Такова же роль любых абстракций, мифов, в том числе и рождаемых религиозным мышлением, фанатизмом и т.д. Я думаю, что их роль в истории вполне сопоставима с ролью чисто материальных движителей исторического процесса. Рождение этих нематериальных факторов чем-то напоминает появление нейтральных мутаций, которые непосредственно не отбраковываются естественным отбором, но способны с течением времени оказать значительное влияние на дальнейшее развитие организма.

* * *

Итак, в XVIII веке Вольтер, Монтескье и другие титаны эпохи Просвещения заложили основу новой научной дисциплины, которую Вольтер назвал философией истории. Предметом ее изучения стали представления о “цели” или “смысле” истории, ее связи с естествознанием, и многих вопросах, им сопутствующих.

И сегодня философия истории становится весьма важным элементом мировоззрения, позволяющим увидеть возможные пути общественного развития. И, может быть, избежать трагических ошибок.

Но прежде чем об этом говорить, я хотел бы сделать еще один небольшой экскурс в прошлое и показать, как постепенно менялось представление о философии истории, как возникали в ней новые вопросы и сформировалось то понимание предмета, которое необходимо, чтобы представить возможные варианты развития общества в современных условиях, т.е. выделить те фрагменты философии истории, которые вполне уместно назвать “логикой развития общества”.

3. Развитие понятия «философия истории«

Итак, придумав термин “философия истории”, Вольтер, а вместе с ним и другие представители классического рационализма XVIII века, по существу, лишили историю ее философии, сведя философию истории к философии естествознания. Но, если угодно, это сведение уже и было философией истории, которую исповедовали великие классики. Как я постараюсь показать, они сделали решающий шаг к пониманию единства мира на основе ньютонианского представления о мироздании, которое было доступно только науке эпохи Просвещения.

В XIX веке ситуация постепенно меняется. Начинают развиваться воззрения на историю, связанные с именами Гегеля и Маркса. И самое главное, начинают развиваться представления об истории как о неком процессе, в основе которого лежат определенные тенденции, они и должны сделаться объектом изучения, научных исследований. Подчеркну: тенденции, а не законы, хотя Маркс их всегда называл законами. С этого момента история действительно обретает свою философию, активно влияющую на предмет исследования. Хотя здесь теряется связь с естествознанием, которую сегодня нам необходимо восстановить.

Гегель отвергал саму возможность подчинения гуманитарной мысли мысли естественнонаучной. Он утверждает принцип независимости гуманитарной мысли. Именно с ней, да и основанной на чисто абстрактных идеях, на стремлении к некоторому идеалу, он связывает представление об историческом процессе. Но все-таки о процессе, о развитии, что является качественно новой мелодией в исторической симфонии. Однако он одновременно и сужает рамки истории, рассматривая лишь политическую историю. Отсюда его своеобразное представление о конце истории, оказавшее большое влияние на философию истории и даже на современное состояние исторической мысли.

Маркс был первым из философов, который рассматривал развитие общества как некоторый естественноисторический процесс, реализующий диалектическое противоречие между Природой и обществом и между классами внутри общества. Однако на самом деле он лишь декларирует взаимосвязь природных и общественных процессов, не вникая глубоко в их содержание и не обсуждая следствия этой взаимозависимости. По существу, Маркс ограничивается обсуждением проблем экономической истории развития западного, или, как теперь часто говорят, техногенного общества, эволюции собственности и классовых противоречий. Он не акцентирует внимания на существовании важнейших взаимосвязей между особенностями духовного мира и развитием экономического процесса, считая первый в неком смысле следствием второго. Это особенно отчетливо видно по его интерпретации процесса становления капитализма в Англии.

Во второй половине XIX века в философии, и философии истории, в частности, большую роль начинают играть позитивисты. Они трактуют историю как некоторую эмпирическую науку, регистрирующую факты, создающую банки данных, как сказали бы теперь. А философию истории – как открытие общих закономерностей, содержащихся в этой информации. Подобная точка зрения несла отпечаток той логики развития естественных наук, которой она была обязана своими успехами двух последних столетий. И очень упрощенных представлений о смысле словосочетания “закон развития”. К сожалению, попытки отыскания общих законов, управляющих историческим процессом, особого успеха не имели (что более или менее естественно) и ограничиваются у позитивистов главным образом декларациями. Основное внимание исследователей, идущих по пути логики позитивизма, сосредоточивается на изучении лишь конкретных фактов. Подобный настрой нас невольно возвращает к взглядам эпохи Просвещения, когда история представлялась ученым набором фактов, связанных между собой лишь хронологической последовательностью.

В 20-х годах нынешнего столетия Н. Бердяев публикует свою знаменитую книгу “Смысл истории” – своеобразное кредо знаменитого философа. В самой категоричной форме Бердяев утверждает, что основная и единственная тема истории – это судьба человека и человечества, в чем с ним трудно не согласиться. В своем сочинении он размышляет о “тайне истории” как о тайне духовной жизни отдельного человека и народа. Он говорит также и о “трагедии истории”. И, может быть, апофеозом философии Бердяева является его категорическое неприятие идеи прогресса. В рамках исторического процесса, согласно Бердяеву, неразрешима трагедия индивидуального: царства Божьего на Земле быть не может! Это и есть основной смысл трагедии истории и ее тайна одновременно. Последняя может быть постигнута, согласно Бердяеву, только в рамках идей христианства. Но отсюда и неизбежность апокалипсиса, и неизбежность конца истории, но уже отнюдь не по Гегелю.

Как подобные рассуждения непохожи на высказывания другого христианина, тоже философа и современника Н. Бердяева, П. Тейяр де Шардена, о которых я уже не раз говорил в первой части работы!

Этот короткий экскурс в историю термина “философия истории” показывает, сколь по-разному разными философами и историками не только трактуется это понятие, но и ставится сама проблема изучения истории и цель такого изучения. Вот почему, прежде чем начать пользоваться этим термином, мне придется объяснить, какой смысл я буду иметь в виду, произнося словосочетание “философия истории” или, точнее, “логика истории”, которая является составной частью “философии истории”.

Р. Дж. Коллингвуд, известнейший британский историк и мыслитель, говорил о том, что философией истории имеет право заниматься лишь тот исследователь, который является профессионалом в вопросах и философии, и истории одновременно. Автор этой книги, по существу, не является специалистом ни в одной из этих областей гуманитарного знания. И тем не менее мне приходится не только пользоваться понятием “философия истории”, но и высказывать по его поводу определенные суждения. И я обязан это делать, используя идеи и подходы естествознания при анализе проблем гуманитарного содержания, поскольку философия истории оказывается одной из важнейших глав теории самоорганизации и оторвать ее от естествознания невозможно. Однако, стремясь удовлетворить строгим требованиям Коллингвуда, я постараюсь ограничиться обсуждением только достаточно общих вопросов, имеющих непосредственное отношение к проблемам и идеям универсального эволюционизма. То есть использовать лишь тот жесткий минимум, который мне необходим для реализации замысла этой книги.

4. Философия истории с позиции универсального эволюционизма. Или теории самоорганизации, что по существу, одно и то же

При всей неопределенности термина “философия истории” он включает в себя представления о том, что, собственно, есть история; о побудительных причинах исторического процесса (т.е. о механизмах, которые его “раскручивают”); о степени “предначертанности”, или предсказуемости, исторического процесса; о роли и месте в истории духовного мира человека, т.е. разнообразных цивилизаций и религий; о формировании тех или иных особенностей исторического процесса; о взаимоотношениях личности и общества, индивидуального и коллективного… Этот термин очевидным образом включает в себя и представление о логике истории, объясняющей взаимовлияние многочисленных факторов на течение исторического процесса и возникновение тех или иных тенденций. Именно на проблемах логики истории я и сосредоточу внимание, ибо она во многом облегчает наше видение возможных альтернатив БУДУЩЕГО.

К философии истории принято относить и проблему содержания истории как научной дисциплины, одной из основ гуманитарных знаний, даже больше – гуманитарной культуры. Последний вопрос я постараюсь не обсуждать и не только потому, что он достаточно далек от меня. Мне кажется, что на него дал исчерпывающий ответ Коллингвуд, и я отсылаю читателя к его замечательной книге (см. Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Наука, 1980).

Замечу лишь, что история – необходимая составляющая картины мира, в которой человек, занимая весьма скромное место инструмента самопознания Универсума, может сыграть в его развитии совершенно особую роль. Однако предсказывать эту роль я не берусь. Историю не следует рассматривать в прагматическом аспекте. Это прежде всего уникальный банк данных, необходимый философу, историку и, как я думаю, политику. Но она нужна человеку прежде всего для познания самого себя – человека. Прав был Гегель, когда сказал, что единственным практическим уроком истории является то, что она никогда никого ничему не научила! Связь истории с практической деятельностью проследить чрезвычайно трудно, она реализуется через философию, через мировоззрение, может быть, даже через систему догм. Но одно очевидно: она жестоко мстит тем, кто игнорирует ее уроки. И ее запреты. Последнее, вероятно, самое важное!

А вот в философии истории я вижу нечто большее. И в качестве ее главных задач я вижу определение внутренних пружин, раскручивающих процесс самоорганизации общества, анализ сочетания закономерного и случайного, личностного и общественного. В результате такого анализа должно возникнуть не предсказание, не пророчество – они невозможны, а понимание тенденций развития общества, того эволюционного канала, в котором оно может происходить в настоящее время, тех границ, которые допустимы для развития человека, для его движения по ступеням Разума. Другими словами, он должен сказать, что реально, что возможно, что не является утопией. И указать в этом процессе место Разума и коллективной воли, способных осуществлять защиту от неоправданных иллюзий и бессмысленной траты усилий.

И одно из утверждений философии истории, которое я смею сделать, состоит в следующем: развитием общества правят не жесткие законы, как в физике, а тенденции, нарушение которых, в отличие от законов физики, доступно воле человека. Но тем не менее чревато, как и всякие вредные мутации, людскими бедами и неизбежным движением вспять.

То, что я называю философией истории, не совпадает с тем, как ее представляют классическая интерпретация и традиции. В отличие от Гегеля, Бердяева и многих других я не ищу смысла истории, а стремлюсь лишь понять некоторые особенности того процесса самоорганизации, который называется историей людей. И особенно важным мне представляется установить некоторые универсалии. Этим термином я называю такие характеристики процесса самоорганизации, которые изменяются относительно медленно, – физики их называют адиабатическими инвариантами динамических процессов. Если это удается сделать, то, совмещая их с наблюдаемыми тенденциями, мы получаем инструмент, позволяющий представить себе контуры вариантов хода разворачивающихся событий. Другими словами, к проблемам философии истории я пытаюсь подойти с позиций естествознания, изучающего особенности динамических процессов.

Такой подход тоже форма рационализма, но рожденная уже современной неклассической наукой. Мой рационализм опирается на систему эмпирических обобщений и рассматривает человека в качестве активного участника мирового процесса самоорганизации. Еще раз: не наблюдателя, а участника, способного вносить изменения в характер его течения. И не только своей активной производственной или иной деятельностью, но самим фактом изучения законов и тенденций мирового процесса самоорганизации, фактом развития своего мышления, углублением в изучение гуманитарного знания, изменением своего представления о картине мира.

История есть миф, утверждает Н. Бердяев. И это, конечно, верно – истории без мифов не обойтись! Любая информация содержит определенный уровень неопределенности и неизбежно мифологизируется. Но мифы, и в самом деле, нужны истории, ибо это ракурсы видения реальности, это ее интерпетации, раскрывающие сущность мышления человека. А научный метод должен быть способен их изучать, и на их пересечении построить голограмму, которую мы и называем историей. И тогда эта голограмма уже способна во многих случаях давать обоснованные ответы на вопросы о том, что, почему и как то или иное сделано людьми. Но в то же время выстроенное голографическое представление неизбежно содержит черты нового мифа! Если угодно, мифа более высокого уровня. Такова реальность и диалектика нашего мышления. Мифы (интерпретации) и есть ступени познания.

Таким образом, без мифов, т.е. без гипотез, не обоснованных опытным материалом, не обойтись. И мифы на самом деле несут много информации, ибо характер мифа отражает характер духовного мира человека, его народа, эпохи, которая его рождает. И уже поэтому любая мифологическая интерпретация представляет самостоятельный интерес для исследователя прошлых времен и служит источником важнейшей информации о том, что, когда и как происходило не только в материальной обыденности, но и в духовном мире людей прошлого. И не только об истории, но и об исследователе того же прошлого.

Философия истории должна посвящать усилия истории становления идей (мифов), их эволюции, особенностям их миграции. Мифы не распространяются, как товары, путем перевозки или, как газы, с помощью диффузии. Каждая нация усваивает идеи самостоятельно, как бы открывая их заново и только тогда, когда настанет нужное время, когда она начнет испытывать в них нужду. Она будет их менять, приспосабливая к собственному миропониманию. Народы усваивают лишь то, что было подготовлено ранее усвоенными представлениями. Бесконечно прав тот же Коллингвуд, который утверждал, что Христос не был бы принят в другом месте и в другое время. Его приход был подготовлен иудейской религией, римским правом и греческой философией. Логика утверждения мифа на фоне истории здесь очевидна.

И из сказанного, как мне представляется, следует абсолютная бесперспективность попыток стремительного утверждения в Восточной Европе ценностей Европы Западной, духовной альтернативой которой она была на протяжении более тысячи лет! Ее альтернативный характер сохраняется и сейчас и будет сохраняться в будущем! Трагизм преждевременного переноса на неподготовленную почву новых мифов наглядно демонстрирует история послеоктябрьской России.

К сказанному приведу еще один аргумент. Почва для утверждения большевизма в России была подготовлена многими факторами: и рабством народа, и русской крестьянской общиной, и религиозным догматизмом православия, и демократическими идеями русской интеллигенции, неудачами на фронтах мировой войны… Она сохраняется и сейчас – для большевизма, но не для западного марксизма и других западных мифов.

Вот почему в программах “sustainable development” не должны фиксироваться ценности западного мира в качестве “абсолютных”, но самым тщательным образом обсуждаться необходимые универсалии. И разрабатываться специальная система мер, которая окажется эффективной для их утверждения в сознании различных цивилизаций.

И в заключение несколько слов о судьбах России.

Сегодня мы переживаем совершенно особый период нашей истории, и перед нами разворачивается калейдоскоп изменяющихся ситуаций. Мы видим, как в течение месяцев и даже недель изменяются позиции и отдельных людей, и даже всего народа. Переживаемый перелом в общественной жизни и истории народа демонстрирует нам множество неожиданных метаморфоз. Но у меня глубокое сомнение в том, что он отражает действительный перелом во внутреннем мире русского человека, что это действительно перелом, способный возродить нацию и государство.

Может быть, это всего лишь очередной зигзаг истории?

Обо всем этом предстоит еще хорошо подумать.

5. Духовный мир человека и судьба человечества

Когда мы начинаем вдумываться в содержание процесса развития цивилизаций, в саму суть того, что мы называем историческим процессом, то необходимо выходим на проблемы эволюции духовного мира человека. Без их изучения не может быть цельной картины развития общества. А будут только узкие коридоры политической истории по Гегелю, или экономической по Марксу. В то же время духовный мир – это мощнейший поток человеческого бытия. На тех или иных этапах развития общества его можно изучать как самостоятельное явление. Он имеет не только собственную историю, но и собственную логику. Но он тесно связан с остальными процессами общественной эволюции: духовный мир порожден ими и в то же время он рождает их. Более того, в определенные периоды истории человечества и отдельного народа состояние духовного мира способно в одночасье изменить само русло течения исторического процесса, сделаться определяющим его фактором, повернуть его в ту или иную сторону. И порой это может происходить вопреки кажущейся логике, целесообразности, вопреки жизненным интересам людей, самому здравому смыслу. Вот тогда-то и проявляется трансцендентность духовного мира людей, которая во всей конкретности материальных действий становится движителем исторического процесса.

Вот почему традиционные представления философии истории, будь то гегельянской, марксистской или какой-либо другой, мне кажутся недостаточными.

Рождение духовного мира – одна из тайн антропогенеза и становления человека. Происхождение этого феномена не удается объяснить необходимостью адаптации к изменяющимся условиям обитания. Возникающий в сознании духовный мир, хотя и может коррелировать с необходимостью, но далеко не тождественен ей. Так, например, духовный мир рождает представления о свободе, которое порой не только не совпадает с необходимостью, но весьма часто и противоречит ей. Еще один пример – иллюзии и беспочвенные мечтания. Без понимания этих особенностей человека понять логику истории, скорее всего, просто невозможно. А тем более объяснить те или иные ее повороты. Как тут не вспомнить Сеченова и его принципы изучения человека в единстве плоти, природы, т.е. окружающей среды, и духа.

Если так стоит вопрос об изучении отдельного человека, то тем более в подобном ключе мы должны изучать и человечество, а следовательно, и его историю.

Если всегда трудно установить хронологию фактов, то гораздо труднее восстановить характер изменения внутреннего мира человека, его представлений об окружающем, его логику действий, их аргументацию. Здесь трудно все. Так, например, перевод на современный язык древних рукописей совершенно нетривиален. Те слова, которые использует переводчик, далеко не всегда отражают мир авторов рукописей, то, что они имели в виду, произнося те или иные фразы. Один из важнейших источников информации о процессах развития духа – религия. Но и здесь полно иероглифов, очень плохо поддающихся расшифровке. Может ли вообще современный европеец понять магию цифр, столь распространенную среди народов Африки, влиявшую и влияющую даже сейчас на принимаемые решения и даже на политику государств? Для всего этого нам необходимо представлять себе целостность чужого духовного мира. Как в этих условиях трудно говорить об общечеловеческих ценностях и вычленять их из клубка разноречивых представлений. И решать проблемы универсалий, о которых я говорил выше.

Вот почему так трудно и неоднозначно восстанавливается содержание процессов общественного развития. Происшедшее не всегда можно объяснить материальной необходимостью и исходя из нее интерпретировать логику действий “творцов исторического процесса”.

Мы говорим: история – результат действий людей, стремящихся обеспечить достижение своих интересов. И при этом забываем, сколь трудно понять смысл стремлений и содержание интересов людей, живших в прошедшие эпохи. А как это важно понять нам сегодня для решения самых повседневных задач того же экономического развития, для которых современная политэкономия и социология не имеют удовлетворительных средств. Так история сливается с психологией и ее эволюцией! И заставляет крайне осторожно относиться к выбору любых категоричных рекомендаций типа “sustainable development”.

И возникает вопрос: можно ли говорить о каких-либо общих закономерностях или тенденциях эволюции духовного мира человека и его месте в истории? Или всюду властвует случайность? Или, быть может, Паскаль был прав, когда сказал свою знаменитую фразу о том, что если бы нос Клеопатры был немного длиннее, то вся история пошла бы по-другому?

При всех условностях нашего знания и всей сложности взаимосвязей духовного и плотского миров мы, как мне кажется, можем тем не менее фиксировать существование некоторых общих тенденций в эволюции духовного мира людей. Они связаны и с развитием производительных сил, и с научно-техническим прогрессом, и с эволюцией окружающей природы. Но эта связь просматривается лишь на достаточно больших отрезках времени и далеко не всегда прямолинейна и однозначна. Во всем этом есть и еще одно усложняющее начало: изменение духовного мира связано с изменением представлений о “картине мира”, т.е. с процессами чисто информационного порядка, о которых мы имеем весьма условное представление. Поэтому утверждать однозначную первичность материального начала далеко не всегда корректно.

В развитии духовного мира, во всяком случае европейцев, весьма заметна тенденция развития индивидуализма. Он проявляется практически во всех сферах духовной жизни и прослеживается на протяжении истории последних веков. Одна из причин этого явления – усиление творческого начала в производственной деятельности людей. Но эта тенденция проявляется и в социальной и политической жизни. Сегодня раскрепощение личностного человеческого начала, его таланта определяет успех и положение страны и нации в мировом сообществе. Не только в науке и искусствах, но в бизнесе и технологии.

Но было бы ошибкой выводить эту тенденцию из условий непосредственной полезности. Раньше всего, как мне кажется, она проявилась в религии, в которой переход от соборности к глубоко индивидуальному восприятию общения с Богом наметился еще задолго до промышленной революции. Более того, я думаю, что тенденции развития личностного начала (в частности принципы лютеранства) послужили стимулом для развития производительных сил, а не наоборот. Я думаю, что разделение христианства, более рационалистический образ которого приобрел католицизм, и особенно лютеранство с его принципом блага богатства, неотделимы от истории становления капитализма и успеха техногенных цивилизаций. Вспомним, что первые промышленно развитые страны – Англия и Голландия – были и опорой Реформации. Кальвинизм формулировал доктрину избранности. Но не избранности принадлежностью к народу, как в иудаизме. Она доступна всем, но ее проверкой может быть только мера успеха – только тем, кто обрел успех, уготовано Спасение. А все остальные – только животные в образе людей. Итак, успех не во имя достижения жизненных благ, а во имя успеха! Родившись раньше промышленной революции, этика протестантизма хорошо послужила ее утверждению, как и становлению капитализма. История становления капитализма в Англии особенно хорошо показывает, как сознание в определенных ситуациях определяет развитие бытия.

Но является ли эта этика абсолютной ценностью?

Я думаю, что нет!

И сейчас происходит ее проверка.

Глава вторая. ЛОГИКА САМООРГАНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА. МЕСТО РАЗУМА В ЕГО РАЗВИТИИ

1. Механизмы самоорганизации — интерпретация в разных масштабах времени

Для того чтобы слова “самоорганизация” или “универсальный эволюционизм”, что по существу одно и то же, обрели содержательный смысл, нам необходимо описать механизмы, которые реализуют эти процессы. В биологии это начали делать Дарвин и его последователи. В отношении процессов эволюции общества этим давно начали заниматься, прежде всего, специалисты в области политической экономии. И они тоже во многом преуспели. Но я не убежден, что ключ в неизвестное уже найден и мы достаточно хорошо понимаем механизмы общественного развития, то есть те скрытые пружины, которые приводят их в действие. И я не хотел бы претендовать на то, что мне удастся сказать в этом плане нечто оригинальное. Ограничусь лишь изложением того, что необходимо для пояснения моей позиции при обсуждении вопроса, который поставлен в заглавии этой книги.

* * *

В развитии Природы и общества все взаимосвязано: это грандиозная система взаимозависимых процессов и выделить, рафинировать какие-либо составляющие этой системы крайне трудно. А тем более изучать их в собственном контексте. И в то же время без их детального анализа, без обсуждения их особенностей обойтись невозможно. И каждый из этих процессов имеет свою логику, и понимание ее – ключ, без которого открыть двери в будущее невозможно.

Для выделения этих составляющих мирового процесса я уже не раз пользовался аналогией с дельтой большой реки.

При впадении в море река разбивается на множество самостоятельных протоков. И какое-то время каждый из них существует как бы независимо, подчиняясь закономерностям русловых потоков (собственной логике, если угодно). Но вот наш проток сливается с другими протоками, с основным руслом реки. При этом он не исчезает бесследно, ибо он привносит в основное русло и взвешенные частицы грунта, захваченные по дороге, и растворенные вещества, и даже свой особый цвет воды. И река уже становится другой. Но как выделить эти протоки в реке жизни? Как изучить их индивидуальные особенности и их влияние на другие протоки? Какова в их судьбе роль отдельного человека?

В этом нам помогает “фильтр временного масштаба”. Изучая процесс в большом интервале времени, мы как бы исследуем все происходящее издалека – как планеты в телескоп. И тогда перед глазами исследователя остаются только общие контуры процесса – контуры самой реки. Мы видим только ее основные берега, и вся дельта реки нам представляется как бы одной рекой; не можем мы не только разглядеть деталей, но даже и выделить отдельные протоки. Уменьшая масштаб времени, мы как бы приближаем к себе объект изучения, и перед нами уже вырисовываются контуры самой дельты. А для того, чтобы воспроизвести другие детали, мы должны еще больше приблизить свою подзорную трубу к объекту исследования, т.е. еще больше уменьшить временной интервал, в котором мы изучаем нашу “реку жизни”.

В первой части этой книги я рассматривал интервал миллионнолетий, и мне было позволительно говорить о логике Природы, которая и определяла основные контуры антропогенеза, не вычленяя отдельные составляющие этого процесса. И я смог получить в рамках этого временного масштаба целый ряд важных выводов: мне удалось разглядеть основы этой “логики Природы”, выяснить, как спокойное “дарвиновское развитие” сменялось чередой мировых катастроф, но я еще не видел логики истории, не смог разглядеть ее тенденции. Да и истории тогда еще не было.

Для того, чтобы попытаться заглянуть за горизонт, постараться увидеть то, что нас может ожидать в течение ближайших десятилетий, полученной информации заведомо недостаточно. Мне надо знать множество деталей, которые ускользают при таком глобальном просмотре ситуации. Мне нужен масштаб тысячелетий или даже веков, как мы увидим ниже, даже десятилетий. Во всяком случае, если говорить о ближайшем будущем. Вот для этого мне и потребовалась философия истории, или, точнее, – стало необходимым рассмотреть некоторые особенности той составляющей логики Природы, которую я называю логикой истории.

Мне представляется, что начало истории, как я об этом писал в первой части, следует относить к завершению неолитической революции, когда человечество стало создавать вторую природу, когда родилась собственность и возникли основные постулаты современной цивилизации. Это последние 10–12 тысяч лет истории антропогенеза.

В немыслимом переплетении и хаосе человеческих страстей, возвышении и гибели народов и цивилизаций четко просматриваются в этом временном интервале два потока основного русла человеческой истории. Первый – развитие форм собственности, точнее, непрерывный поиск новых форм организации собственности, ее использования и борьба за ее передел… Который тоже происходит непрерывно!

Второй – все ускоряющееся совершенствование и создание новых форм “второй природы” – новой техники, новых технологий, стимулирующих рост производительных сил, т.е. эффективности использования собственности. Это непрерывный динамический процесс. Но он переплетен с первым, и было бы ошибкой считать какой-либо из них определяющим. Они неразрывны и зависят друг от друга. Они стимулируют интенсивность друг друга: возникают очередные возможности удовлетворять новые, тоже непрерывно возникающие потребности (своеобразный автокатализ).

Чаще всего мы действительно регистрируем явления типа автокатализа, когда развитие одного из потоков интенсифицирует развитие другого. Но верно и то, что развитие одного из них может тормозиться развитием другого. Эти вопросы подробно изучались экономистами и философами марксистского образа мысли, которые, используя язык Гегеля, говорили о противоречиях между уровнем развития производительных сил и производственных отношений, среди последних определяющую роль играют отношения собственности. И высказали целый ряд соображений, многие из которых имеют безусловную практическую ценность. И их не следует забывать!

Но я представитель естественных наук, и мне такой язык чужд. Я предпочитаю говорить о едином динамическом процессе с его кризисами, точками бифуркаций, когда исчезает однозначность и появляется целый спектр возможных путей дальнейшего развития, когда случайные флуктуации способны нарушить самым непредсказуемым образом течение процесса. В таких ситуациях в игру вмешиваются другие агенты исторического процесса, и объяснить происходящее, апеллируя лишь к этим двум русловым потокам истории, уже не удается. Для того, чтобы понять происходящее, нужен значительно более тонкий анализ с изучением тенденций, проявляющихся в более коротких временных интервалах и отражающих спепень активности отдельных групп населения и особенности мировоззренческого плана, и духовного мира людей, в частности. Пример тому – события третьего, скорее, четвертого века Римской империи. В третьем веке Рим был в зените своего могущества. Прокладывались дороги, гражданам империи гарантировалась безопасность путешествий и плавания по морям, все основные соперники Рима были сокрушены, и империя вышла к своим предельным границам. Быстро развивались производительные силы, утверждалась грамотность, создавались библиотеки и научные центры. Может быть, я и ошибаюсь, но античный мир был недалек от того, чтобы в нем начали развиваться капиталистические начала. Но менталитет общества к таким перестройкам не был готов.

И вот в эти благословенные времена начинается организационная перестройка общества. Все это происходит , конечно, вполне стихийно. Формируется общество совсем другого типа. Эта перестройка, казалось бы, ничем не мотивирована – постепенно исчезают свободные землепашцы, основная сила римских легионов, появляется некий аналог крепостных, армия начинает комплектоваться из варваров, на имперском троне тоже появляются варвары со всеми аксессуарами “варварского деспотизма” и т.д. К началу пятого века видимыми становятся все признаки деградации: знаменитые дороги зарастают, и на них бесчинствуют разбойники, Империя распадается на Восточную и Западную, утверждается христианство, гибнет в огне Александрийская библиотека, люди забывают, как делаются цемент и хорошее оружие. Правительство становится беспомощным, и страна достается покорителям задаром! Производительные силы общества сокращаются, культура и образованность сжимаются, как шагреневая кожа, Европа вступает в глубокое средневековье.

Кто знает, не случись этой катастрофы, не случись подобной деградации – к концу первого тысячелетия в Европе наука и техника могли бы оказаться на уровне XIX века! История “теряет тысячелетие”! Как минимум. Наглядный урок для современности! Ей тоже грозит новое средневековье! Судя по падению общей образованности, мы находимся где-то на его грани.

Как объяснить происшедшее в эти последние века античности? Простые аргументы экономической целесообразности заведомо отсутствуют. Я думаю, что объяснить происшедшее нельзя без апелляции к духовному миру жителей империи – еще одной составляющей общего процесса самоорганизации общества. Как и все другие подобные процессы, ее изменения также подчиняются общей логике развития. Это тоже одна из проток мировой реки ЖИЗНИ. Но ее временные характеристики иные, и ее система идеалов, а следовательно, и стремлений людей, не синхронизирована (хотя и коррелирована) с развитием техники и собственности, как это представляется марксистам. Иногда духовные прорывы обгоняют сиюминутные потребности выживания, а иногда и отстают. Сегодня они явно отстают!

Можно только гадать, как пошла бы история, если бы прорывы интеллекта всегда принимались обществом. Достаточно вспомнить Леонардо да Винчи, который изобрел множество полезных новшеств, по чертежам которого уже в эпоху Возрождения можно было бы построить подводную лодку. Но общество бывает весьма часто не готово воспринять наиболее передовые идеи. Не только в области техники, но и, особенно, гуманитарного миропонимания. Что особенно опасно.

В предыдущей части я постарался показать, что уровень мысли “Рио-92” как минимум на полстолетия отстал от понимания реальности – реальности грядущих бед и понимания перспектив, потенциальных возможностей развития общества.

* * *

Эту часть книги я назвал “Логика истории”, и в предыдущем параграфе я предложил “протоковую интерпретацию” процесса ее развития. Но, по существу, подобная интерпретация вполне уместна и для описания процессов самоорганизации в неживой природе. То есть она принадлежит и логике Природы – это некоторый элемент универсального языка, который позволяет, отвлекаясь от частностей, увидеть целостный образ происходящего.

Обсуждение вопроса о синтезирующем языке очень интересно и важно для развития системного мышления и общего представления о происходящем вокруг и внутри нас, но оно уведет очень далеко от целей, которые я преследую этой книгой, и я ограничусь лишь некоторыми фрагментами этого обсуждения, необходимыми для дальнейшего изложения. В следующем параграфе мы познакомимся еще с одним элементом подобного языка

ЗАВТРЕШНЕГО ДНЯ 1917 — 1993 (Свободные размышления) ]

3. Разум и РЫНОК

Итак, на определенном этапе развития того грандиозного механизма самоорганизации, который я назвал РЫНКОМ, в его деятельность начинает вмешиваться Разум человека. Что он вносит в этот процесс? Способен ли он изменить действие механизма самоорганизации? Или предложить нечто качественно иное, альтернативное тому способу сопоставления различных форм деятельности и ее организации и отбраковки менее “совершенных”, который я называю РЫНКОМ? Или хотя бы внести в его деятельность элемент целенаправленности и целеполагания?

Эти вопросы не имеют однозначных ответов. Да они еще и не поставлены как следует. И все же попробуем ответить на те вопросы, которые я задал.

Прежде всего – НЕТ. Механизм РЫНКА сохраняет и дальше свое место в истории биосферы, ибо никакого другого эволюционного механизма типа планируемого развития, например, подчиненного некому единому ЗАМЫСЛУ, Природой не создано – такое утверждение тоже эмпирическое обобщение, хотя многие люди думают по-иному. Вероятнее всего, других способов просто не существует и быть не может в нашей самоорганизующейся Вселенной. РЫНОК и есть синоним самоорганизации. Сказанное, разумеется, – гипотеза, но альтернативы ей, основанной на эмпирическом материале, я не знаю, если не говорить о гипотезе Творения. Вот еще аргумент в пользу моей физикалистской гипотезы.

На основе того опыта, которым располагает современное естествознание, мы можем утверждать, что в мире властвует случайность и изначально ему присущи правила отбора, а не промысел Высшего Разума. И если мы примем эту основополагающую гипотезу, неверность которой не имеет эмпирических оснований, то дальше все более или менее просто: деятельность человека, следующего велениям собственного разума, как составляющая общего процесса самоорганизации не может оказаться вне РЫНКА.

С другой стороны, я должен ответить и утвердительно: ДА! Ибо разум человека вносит в характер функционирования РЫНКА качественно новые элементы. РЫНОК как механизм эволюции тоже эволюционирует, подчиняясь общим законам эволюции материального мира. Он непрерывно усложняется, и включение в него Разума – важнейший этап эволюции РЫНКА, ибо теперь в процесс выбора включается механизм самопознания Вселенной, рождающий и свободу выбора. Сказанное относится и к рынку Рикардо – в первую очередь!

На протяжении всей истории он осуществлял отбор претендентов на будущее развитие по современному состоянию (состоянию на данный момент), по их способности к адаптации и соответствию существующим условиям, без учета тенденций изменения последних. Он реализовал статическую обратную связь, если пользоваться языком теории управления. В крайнем случае, в рынке Рикардо могла быть использована и использовалась информация о прошлом (если угодно, – рассуждения по аналогии). Но такой РЫНОК был слеп: он был неспособен видеть будущий характер изменения внешней ситуации, и отбор огранизационных структур и принятие решений в рынке Рикардо совершались без учета того, к каким последствиям в перспективе они могли бы привести. Не только отдельного агента, разумеется, но всю систему в целом.

Особенность Разума как раз и состоит в том, что он способен предвидеть отдельные фрагменты будущего развития, его тенденции, а следовательно, и оценить некоторые следствия отбора или предсказать возможные сценарии развития. И тем самым повлиять на характер отбора. Таким образом, включение Разума позволяет усовершенствовать структуру обратных связей, введя в нее учет тенденций, т.е. производных. Но сохраняя тем не менее основную особенность РЫНКА – непрерывную замену менее совершенных структур более совершенными. Но теперь уже “потенциально более совершенными”, т.е. имеющими перспективы развития.

Итак, включение Разума в механизмы РЫНКА означает, в частности, использование предвидения в процедурах селекции и отбора, т.е. в замене статических обратных связей динамическими. И, что не менее важно, – включение в процедуры отбора долговременных целей носителей Разума. В результате отбор приобретает определенную целенаправленность. Это обстоятельство чрезвычайно расширяет возможности отбора, однако ничего не изменяет по существу: в мире живого остается соревновательность, конкуренция за место под Солнцем, остается отбор, только более сложно организованный. РЫНОК остается РЫНКОМ, но с некоторым горизонтом предвидения, за которым все детали возможного развития по-прежнему остаются скрытыми. И включение Разума в механизм РЫНКА – это важнейший шаг в развитии живого вещества, а может быть и Вселенной!

А горизонт предвидения, которым способен располагать разум современного человека, не очень-то далек, и, что особенно важно, нельзя ожидать, что он заметно отдалится вместе с развитием науки. В самом деле, успехи наук, конечно, раздвигают границы предвидения. Но вместе с тем ускоряют развитие технического прогресса и изменение условий жизни людей, а следовательно, и ускоряют ход исторического процесса. В результате горизонт предвидения во времена античных греков вряд ли был заметно ближе, чем у современных ученых, которые занимаются прогнозированием или футурологией.

Непонимание подобных фактов часто служит источником опасных иллюзий, подобных идее о возможности планомерного развития общества, приведшей даже к формулировке “закона” о планомерном развитии при социализме, или любых подобных идей социальной инженерии, трагизм реализации которых мы испытали на себе. Эволюция и в перспективе останется непредсказуемой – непредсказуемой в принципе! При любом гипотетическом развитии науки. Вот почему так важно понять, какой смысл следует вкладывать в понятие стратегии общественного развития и программы “sustainable development”, в частности.

И тем не менее значение разума человека, а тем более Коллективного Интеллекта человечества в его судьбах никак не следует преуменьшать. Человеку действительно не дано предугадать ход событий, детали истории, а тем более оптимальный путь развития. Но он способен предвидеть опасности, которые могут ожидать его в ближайшем будущем. А этого уже достаточно, чтобы сформулировать некую систему запретов, способную уменьшить негативную роль возможных трудностей, а порой и избежать их. И тем самым повысить уровень стабильности существования нашего биологического вида и его способность преодолевать трудности, порождаемые часто им самим.

Разум человека чем-то подобен собаке-поводырю. Она не может довести слепого до того места, куда ему нужно, но она способна предупредить его об опасностях. И даже показывать, как их следует обходить.

Среди опасностей, которые подстерегают общество, особое место занимают бифуркационные состояния, поскольку выход из них непредсказуем и не может контролироваться Разумом. В этих состояниях значительно большее влияние на дальнейшее развитие оказывают случайности, а не предыстория. Шутка биологов о том, что первая птица, к удивлению Бога, вылетела из яйца динозавра, имеет глубокий смысл. Особое место в истории общества имеют те бифуркации, которые мы именуем революциями. И разворот событий здесь всегда непредсказуем! Троцкий сказал однажды очень мудрую фразу: “Если бы Ленин и я не приехали летом 1917 года в Петербург, то Октябрьской революции не было бы”. И, наверное, на самом деле ее не было бы, поскольку ЦК партии большевиков проголосовал против вооруженного восстания! И история покатилась бы по совсем другим рельсам. Может, не было бы гражданской войны, не было бы и сталинизма. Кто знает? И таких случайных поворотов судьбы мы знаем так много, что сама история кажется порой лишь цепью случайностей – что верно и неверно одновременно!

Развитие человечества складывается из активности миллионов и миллионов людей, каждый из которых по-своему воспринимает мир, по-своему оценивает происходящее, по-своему понимает свои цели и даже в одних и тех же ситуациях принимает несовпадающие решения. Такая вариабельность, такое разнообразие в поведении людей и создают новые возможности для РЫНКА, расширяя открывающийся выбор, выбор допустимых компромиссов, а следовательно, и потенциальные возможности развития общества. Эта многогранность и неоднозначность восприятия мира людьми и есть один из залогов устойчивости развития человека как биологического вида. Такое утверждение напоминает знаменитую теорему Фишера, которая утверждает, что устойчивость биологической популяции зависит от степени ее генетического разнообразия. В самом деле, нечто подобное, но на более сложном уровне организации мы видим в судьбах человеческих сообществ: разнообразие представлений отдельных людей, их духовных миров, разнообразие культур, форм организации их производственной деятельности, разнообразие цивилизаций и т.д. – все это залог здоровья планетарного сообщества, расширяющий поле возможных поисков, а значит, и вероятность новых находок! Таким образом, плюрализм – это не изобретение демократов, а прямая потребность общественного развития.

Но… Необходимо отдавать себе отчет и в том, что с утверждением демократии и плюрализма более жесткой становится и конкуренция за место под Солнцем: число людей, оказывающихся за бортом, увеличивается. А скорость развития общества растет! Если угодно, демократия и плюрализм – плата отдельных индивидуумов (неудачников) за благополучие общества в целом.

И вовсе не очевидно, какая степень плюрализма и демократии наиболее соответствует интересам человечества. И правомерно ли говорить о нем? Знаем ли мы, что значит понятие “интересы человечества”? Это же не просто гомеостаз одного из биологических видов!

Глава третья. ТЕНДЕНЦИИ СОВРЕМЕННОГО МИРА

2. После капитализма. Позиция универсального эволюционизма

Я не хочу заниматься фантастическими проектами и пытаться строить какую-либо систему новых утопий. Я попробую только протянуть дальше ту цепочку рассуждений, которая была путеводной нитью в этой работе. То есть попробую продолжить рассмотрение процесса общественного развития в качестве очередного этапа антропогенеза – эволюционного процесса, который следует общим законам универсального эволюционизма.

Прежде всего, я никогда не ставлю знака равенства между капитализмом и обществом свободного предпринимательства. Капитализм – общество, в котором труд является товаром и где экономические мотивации определяют его жизнеспособность. И в этом смысле советский коммунизм был тоже одним из вариантов капитализма. В нем тоже труд продавался. Это была, прежде всего, деятельность в угоду истинных хозяев собственности. Права собственности были, по существу, объединены с механизмом власти. Или, точнее, властей, ибо они, по сути, у нас не были разделены.

Высшей формой оплаты было включение человека в состав номенклатуры, если угодно, акционеров этой коллективной компании, которая называлась социалистическим государством. Теперь наступает время, когда любые формы капитализма, вероятно, уже исчерпали свой потенциал. Должны появиться иные стимулы. Какие? Я думаю, что после достаточно трудного переходного периода это будут некие новые варианты “настоящего” общества свободного предпринимательства. Вспомним, что еще в довоенное время Рузвельт сказал знаменитую фразу о том, что мы сейчас еще очень плохо понимаем, что означает “общество свободного предпринимательства”. Добавлю: его обычно отождествляют с капитализмом, которому свойственны лишь отдельные черты “общества свободного предпринимательства”. Попробую пофантазировать на этот счет, не принимая особенно всерьез сказанное.

Человечество (в отличие от термитов) может развиваться тогда и только тогда, когда инициатива человека, присущее ему стремление к самостоятельному поиску, прежде всего интеллектуальному, имеют шанс реализоваться, когда он не “винтик Мао”, а активная творческая личность, способная не только выполнять порученную ему работу, что абсолютно необходимо, но и рождать и реализовать собственные замыслы. Мы привыкли представлять свободное предпринимательство деятельностью промышленника, торговца, финансиста, стремящихся получить максимальную прибыль. Но разве художник, исследователь, конструктор, любой человек творческого труда не является предпринимателем? Правда, не всегда свободным, поскольку у каждого из них, как и у каждого человека, есть рамки, в которых он живет и работает, и в этом круге своих возможностей он свободно ищет и создает нечто свое – нечто новое, НОВОЕ! В этом вся суть! Я думаю, что основное отличие настоящего капиталиста от “нового русского” как раз и состоит в том, что в рутинном процессе добывания денег “настоящий капиталист” стремится реализовать свою новую идею! И деньги не всегда являются единственным, определяющим фактором его деятельности.

И всегда ли прибыль, чистоган, возможность “роскошного безделия”, как мечтали герои Беллами, являются стимулами активности человека? В этом и проявляется потенциал того творческого начала, который генетически присущ человеку как биологическому виду, который сделал человека человеком и который пока еще далеко не полностью реализован и используется человечеством. Хотя с ним и связана вся история антропогенеза – восхождения бывшего австралопитека по пути Разума.

Вот почему я думаю, что любая форма организации развитого общества должна быть (по существу и является) обществом свободного предпринимательства. И деньги и рынок, во всяком случае, в той форме, в каком он сейчас существует, – это рациональные формы любой общественной жизнедеятельности, но вряд ли они сохранят то гипертрофированное всеопределяющее значение, которое они имели при капитализме.

Я уже постарался это объяснить в предыдущих главах предлагаемой книги.

Необходимость “вписаться в Природу”, согласовать все растущее могущество цивилизации с условиями развития Природы и необходимостью сохранения ее параметров в определенных и достаточно жестких рамках заставит гражданское общество выработать механизмы целенаправляемого развития – не планомерного, а целенаправляемого! То есть развития, при котором наиболее эффективно, при условиях сохранения гомеостаза общества, будут реализоваться творческие, поисковые способности человека. Я думаю, что попытки планомерного развития, попытки планировать все и вся, что считалось одной из важнейших особенностей “социалистической системы”, уже больше никогда не повторятся. Сказанное не утопия. Это необходимость выживания рода человеческого. И она может не реализоваться. Но это будет уже настоящим концом истории, а значит, и антропогенеза! Человечество окажется одним из неудачных экспериментов Природы в поисках новых путей своего развития.

Планомерность, управляемость – понятия обоюдоострые. С одной стороны, любые действия, имеющие определенную цель, конечно, как-то должны планироваться. И в то же время любая жесткая регламентация ограничивает инициативу человека. Не зря же стали отказываться, по мере усложнения производимых изделий, от конвейеров как одного из чудес 20-х годов, изобретенных на заводах Форда. Но эти соображения не исчерпывают моей критики планомерности.

Очень важно знать, что планомерность функционирования организма такого масштаба, как планетарное сообщество, невозможна в принципе! Даже если общество обзаведется компьютерами любой гипотетической мощности. Такое утверждение следует из теории управления: даже при минимальном уровне стохастичности сложность управляющей системы (автопилот, система государственного управления и т.д.) растет экспоненциально вместе с ростом сложности управляемой системы, а иногда и еще быстрее! Поэтому идея управляемого общества – утопия, и очень опасная, ведущая человечество к деградации. Заметим еще, что аппарат управления любой организационной структуры, перешагнув некоторый рубеж своей сложности, начинает “работать на себя”, игнорируя свои обязанности. Проблемы его собственной стабильности, собственного гомеостаза становятся определяющими среди множества критериев его функционирования. И при наличии развитой системы механизмов управления система в целом становится неуправляемой, возникает системный кризис. Что, например, и произошло в нашей стране, не сумевшей принять нового вызова научно-технического прогресса. И не из-за недостаточной квалификации специалистов, а из-за нежелания аппарата перестраивать самого себя, адаптироваться к новым требованиям научно-технического прогресса.

Именно на обеспечении собственной стабильности аппарат управления очень часто концентрирует все свои усилия. Власть не отдельных лиц, а постепенно приобретенная аппаратом управления (вместе с управлением собственностью), и была одной из причин крушения нашей страны. И, вероятно, – главная! А над “системой одного завода” не было более высокой системы, которая была бы способна внести необходимые коррективы в ее деятельность.

И в то же время развитие общества должно быть направляемым, не управляемым, а направляемым, обладающим определенной целью – “новым гомеостазом” – обеспечением стабильности развития системы “Природа плюс общество”: у жизненного потока энергии и свершений должны быть крепкие берега. Такие берега возникают порой и самостоятельно, без участия интеллекта, это природный процесс самоорганизации, что я и старался показать, излагая в рамках “логики Природы” историю антропогенеза. Но реализация такого процесса в режиме стихии самоорганизации, т.е. без направляющей деятельности Разума, стоит человечеству слишком дорого, требует слишком много времени и слишком много крови, как показывает опыт истории антропогенеза, чтобы положиться на естественные механизмы адаптации.

Говоря о своем видении процесса общественного развития, мне не раз приходилось использовать аналогию с течением реки, которая вырвалась из горного ущелья. Вода бурлит, сама находит проходы между камнями, в ней образуются вихри – одни затухают, рождаются другие. Одним словом, все в реке происходит само собой, кроме…Кроме берегов. Беда, если река размоет берег, перехлестнет через заградительные валы и зальет окрестности.

Что-то подобное происходит и в обществе. Его развитие – это саморазвитие, или самоорганизация, как теперь принято говорить. И вот оно и должно быть ограничено определенными рамками экологического императива, которые ставят условия, необходимые для обеспечения коэволюции. Гражданскому обществу, его институтам и государству в первую очередь придется выработать необходимые для этого механизмы. И чем могущественнее будет цивилизация, тем опаснее будет прорыв берегов, тем больше усилий придется прилагать гражданскому обществу и государству для обеспечения целенаправляемого развития человечества – обеспечения “нового гомеостаза”.

Такие ограничения и есть нравственность. Она должна касаться всех сторон жизни людей. В том числе и проблем использования информации. Гражданское общество, в том числе и система общественных организаций, для этого и существуют! А государство лишь исполнитель его воли.

Но все сказанное здесь будет “после капитализма”. Мы же пока живем не в обществе свободного предпринимательства с определяющей ролью Коллективного Разума, а в обществе капиталистическом. И нам следует опуститься на Землю и погрузиться в сегодняшнюю достаточно грустную реальность.

И постараться понять основные тенденции развития сегодняшнего дня. Понять опасности, которые нас ожидают, и постараться так преобразовать общество, чтобы оно сумело преодолеть эти трудности и обеспечить “новый гомеостаз”!

3. Еще раз о механизмах общественного развития

В первой части работы я постарался показать, как однажды биосоциальным законам, которые управляли развитием популяций гоминидов, подобно тому, как это происходило во всех популяциях животных, ведущих общественный образ жизни, и было, по-видимому, уже закодировано в их генетической памяти, человеку пришлось противопоставить некий новый образ поведения, который уместно называть системой нравов. Он не связан с генетической памятью, а передается поколениям с помощью механизмов обучения. Постепенно они стали играть в процессе антропогенеза все большую и большую роль. Уже после неолитической революции в обществе как синтез биосоциальных законов и системы нравов (т.е. нравственности) сформировалась система механизмов, взаимодействие которых определяет и сегодня саморазвитие общества, логику его развития. О некоторых из них говорилось в предыдущей главе.

Вернемся снова к их обсуждению.

Прежде отметим, что непрерывное развитие техники и технологий – естественный процесс. Он свойственен человеку. Это – современное выражение непрерывного поиска, изначально заложенное в нашу природу, это залог развития человека как биологического вида. Но он может стать и причиной его гибели. Как и всякий динамический процесс, развитие техники и технологий переживает периоды спада интенсивности, почти незаметного развития и бурные непредсказуемые всплески, именуемые научно-техническими революциями, когда какое-либо новшество, порой неизвестно кем изобретенное, неожиданно открывает перед людьми перспективы самого неожиданного свойства. Сейчас мы переживаем один из них. Он связан с созданием высших технологий, опирающихся на возможность практически мгновенной обработки грандиозных массивов информации. Эти процессы влияют на изменение всей социальной структуры общества, изменяется роль отдельных цивилизаций и многое другое, что знаменует переход общества в так называемую постиндустриальную фазу своего развития.

Замечу, что в этом “постиндустриальном” обществе само понятие научно-технической революции, может быть, и начинает терять изначальный смысл: само это общество и есть революция с постоянно нарастающей скоростью технических перемен.

Впрочем, уже видны некоторые симптомы того, что этот процесс может замедлиться. Дело в том, что стремительное развитие информационных технологий основывалось на огромном внимании общества к фундаментальным исследованиям и их престиже. Последние, в свою очередь, были связаны с гонкой вооружений, которая диктовалась противостоянием США и Советского Союза. А поскольку последний сдался без борьбы на милость победителя и на планете остался лишь один полюс силы, а нового претендента на военное соперничество с Америкой не видно, то потребность в совершенствовании оружия тоже начала снижаться. Постепенно она вообще становится почти бессмысленной. Отсюда и потеря интереса к тратам денег, не дающим непосредственного дохода! Интенсивность фундаментальных исследований, которые во все большей степени начинают рассматриваться как удовлетворение любопытства ученых за счет налогоплательщика, начинает постепенно снижаться: нынешняя рыночная система не привыкла думать о далеком будущем. А это неизбежно приведет к замедлению научно-технического прогресса.

Однако проявление следствия этого симптома лежит пока вне тех временных рамок, которые рассматриваются в этой работе. В течение ближайших пары десятилетий интенсивность появления новых технологий будет, вероятнее всего, возрастать.

Другой важнейший механизм постиндустриального общества – механизм интеграции экономик. Национальные экономики постепенно теряют свое определяющее, точнее самостоятельное, значение. Национальные экономики переплетаются, и планета постепенно превращается в единый организм, т.е. в систему, имеющую собственные цели (которые еще не очень поняты) и определенные возможности им следовать. Такое утверждение позднее мне придется пояснить подробнее, так же, как и те пружины, которые лежат в его основе. Здесь же я замечу лишь то, что одна из целей подобного организма уже подробно обсуждается и учеными, и политиками. Это – сохранение гомеостаза планетарного сообщества. Это объективно необходимая цель общества. Однако самим обществом она еще не осознана. К тому же нет инструментов ее достижения.

В силу закона дивергенции, т.е. роста разнообразий и различий в планетарном сообществе, не только возникают интегративные тенденции, о которых я говорил выше, но происходит и рождение новых, отличных друг от друга цивилизационных особенностей. С одной стороны, это залог стабильности биологического вида homo sapiens, а с другой – источник непрерывной, все возрастающей напряженности в планетарном сообществе. Возникает новая система противоречий (даже и антогонизмов), для преодоления которых пока еше не выработано рациональных рецептов.

Все большую роль в жизни общества играют информационные процессы. Их рождение произошло на заре антропогенеза, но в послевоенные десятилетия механизмы информационной взаимосвязи приобрели особую роль в судьбах общества. Возникла некая единая общепланетарная информационная система. Интернет – лишь одна из ее составляющих. Ее эволюция крайне назидательна. Возникшая первоначально из чисто практических нужд общения людей, она постепенно превращается в систему “монолога” небольшой группы людей, допущенных до использования электронных информационных средств, со всем остальным человечеством, группы, которая пытается формировать некий универсальный образ мышления и систему ценностей. А значит, и образ действий, отвечающий интересам этой группы людей. Последнее крайне опасно для будущего, так как отсюда один шаг до превращения общества мыслящих людей в муравейник, населенный зомбиобразными существами, обеспечивающими необходимые жизненные стандарты небольшой группы людей. Другими словами, как и изобретение топора и создание мегаполисов, информационные технологии дают шанс человечеству преодолеть трудности своего развития, неся одновременно и смертельную опасность для всего человечества!

Подобные механизмы – природное явление в том смысле, что они никем не проектируются, они суть стихия, они проявление диалектики развития – логики Природы и логики развития общества. Эти механизмы обеспечивают развитие общества, но и одновременно таят в себе смертельную для него опасность. Для обеспечения будущего необходимы скрепы, которые может создать только Разум и развитое интеллигентное гражданское общество. Но сумеет ли оно их создать, и хватит ли для этого времени?

Ответ на этот вопрос не очевиден, ибо действия, необходимые для предотвращения информационной катастрофы, выходят за пределы возможностей тех общественных структур, которые нынче правят миром. Но такая “неочевидность” не очень уж мешает, тем не менее, сформировать некую систему взглядов на образ действия и, опираясь на понимание той планетарной обстановки, которая рождается перечисленными механизмами, описать возможные сценарии развития. А следовательно, может послужить основой для принятия конкретных управленческих решений и стимулировать в нужном направлении формирование гражданского общества. И дать людям представление о реальных опасностях современного развития событий.

Но для объяснения подобного феномена нам придется подробнее рассмотреть некоторые следствия действия этих механизмов и их взаимодействия.

Судьба цивилизации. Путь Разума.

Судьба цивилизации. Путь Разума.

Часть первая. Логика Природы

Глава первая. ПРЕДДВЕРИЕ К РАЗГОВОРУ

1. Люди начинают задумываться

2. Моя мировоззренческая позиция

3. Все ли надо подвергать сомнению?

Глава вторая. НОВАЯ ПЛАНЕТА?

1. Третьего не дано

2. Начало начал

3. Новая катастрофа. Обретение начал нравственности

4. Судьба неандертальцев и господство кроманьонцев

5. Неолитическая революция

Глава третья. РОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ И ПРИБЛИЖЕНИЕ НОВОГО КРИЗИСА

1. Рождение современных цивилизаций

3. Новый глобальный кризис

4.3. Бездумное развитие мегаполисов недопустимо

4.4. Мегаполисы как эффект кооперативности

4.6. Одиночество в мегаполисах

4.7. Новая парадигма.

4.8. Основная аксиома. Ее некоторые следствия

Глава пятая. НА ПУТИ К СТРАТЕГИ

1. На пороге

5.2. Термин «sustainable development»

5.3. Две крайние точки зрения

5.4. «Устойчивое неравновесие»

Глава шестая. ЭПОХА НООСФЕРЫ

1. Эпоха ноосферы и проблема коэволюции

Глава седьмая. СТРАТЕГИЯ

1. Утопическая стратегия или стратегия утопии

2. Новый гомеостаз и первые шаги СТРАТЕГИИ

3. Новая идеология?

5. Проблемы образования

5. Сигналы бедствия

Глава первая. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

1. Несколько предварительных замечаний

2. Доброе слово о Вольтере. Новая историческая наука

3. Развитие понятия «философия истории«

4. Философия истории с позиции универсального эволюционизма. Или теории самоорганизации, что по существу, одно и то же

5. Духовный мир человека и судьба человечества

Глава вторая. ЛОГИКА САМООРГАНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА. МЕСТО РАЗУМА В ЕГО РАЗВИТИИ

1. Механизмы самоорганизации — интерпретация в разных масштабах времени

3. Разум и РЫНОК

2. После капитализма. Позиция универсального эволюционизма

3. Еще раз о механизмах общественного развития

Инфописьмо: ХХXII Моисеевские чтения-научно-практическая конференция «СИСТЕМА «УЧИТЕЛЬ» АКАДЕМИКА Н.Н. МОИСЕЕВА И СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА».

Информационное письмо по научно-практической конференции 30-31 октября 2024 г.

Образец оформление доклада на конференцию 30-31 октября 2024 г.

РЕКОМЕНДАЦИИ по оформлению текстов докладов на конференцию 30-31 октября 2024 г.

Глава третья. РОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
И ПРИБЛИЖЕНИЕ НОВОГО КРИЗИСА